Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

Круг общения сотрудников посольства по-прежнему, как правило, ограничивался противниками реформ, которые, опасаясь за собственное положение, оценивали происходящее все более панически. Критика Политбюро за нерешительность и уступчивость, становившаяся главным лейтмотивом в ходе бесед, всегда находила понимание Андропова и его подчиненных. Особенно беспокоили посла острые публикации в венгерской прессе, свидетельствовавшие о ее продолжающемся выходе из-под партийно-государственного контроля. «На средства, сэкономленные недоеданием рабочих», содержатся многочисленные показные учреждения, «не делающие абсолютно ничего полезного», говорилось в одной из статей. Андропов, увидев в этой публикации «прямой призыв к выражению недовольства», назвал тон подобных статей «явно угрожающим», а методы написания «провокационными»[47]

.

Важным психологическим рубежом в противостоянии народа и власти стало перезахоронение 6 октября останков Ласло Райка и еще нескольких жертв незаконных репрессий – десятки тысяч людей вышли на улицы Будапешта, почувствовав в себе достаточно сил для открытого протеста. Хотя советская пресса тех дней сочла излишним уделять внимание этому событию, его чрезвычайное значение не укрылось от посольства СССР. После перезахоронения Райка «было очевидно, что решающая схватка не за горами и что вопросы будут решаться теперь не в кабинетах, а на улицах», – вспоминает Крючков[48]

.

Герё, вернувшийся в Венгрию из СССР уже в октябре, с озабоченностью говорил 12 октября Андропову о том, что положение в стране значительно острее, чем он ожидал: недовольство выражает не только интеллигенция, но и рабочий класс, не говоря уже о крестьянстве, которое заметно волнуется, требуя во многих местах роспуска кооперативов[49]

. Партийный лидер в беседе с послом впервые был вынужден открыто признать: власть постепенно выпадает из рук, ибо «создалась такая обстановка, при которой Политбюро не может в ряде случаев влиять на решение вопросов». Это касалось и позиции партийной прессы. Прогнозируя дальнейший ход событий, Герё заметил: через некоторое время И. Надя, вероятно, придется взять в руководство партии и страны, где он окажется хозяином положения. «В случае если Надь получит возможность осуществить свою политику (а такая опасность в данное время имеется), в Венгрии в ближайшем будущем могут произойти такие изменения, в результате которых ее общественный и государственный строй будут походить на социалистический еще менее, чем это имеет место в Югославии»[50]

. Ни лидер венгерской компартии, ни высокопоставленный советский дипломат не придавали, как видим, слишком серьезного значения фразеологии XX съезда КПСС о многообразии путей к социализму. Последний они по-прежнему по сути дела отождествляли с эталонной советской моделью, любые отступления от которой расценивались как антисоциалистические проявления.

По итогам беседы с Гере Андропов лишь утвердился в своем мнении о причинах обострения обстановки. По представлениям посла, «нерешительность Политбюро и ряд беспринципных уступок, которые оно делало без всякого политического выигрыша, сильно расшатали положение венгерского руководства, а похороны останков Райка еще больше способствовали этому»[51].