Венгерский набоб

– Инструменты при вас? – зычным голосом обратился Конрад к привезенному ими хирургу. – Скальпель, то не очень, пожалуй, нужен. Как, а пилы почему не захватили? Друг мой, вы непредусмотрительны. Не обязательно же прямо в голову или в сердце, на дуэли чаще в руку или ногу попадают, и тут уж, коли кость задета и не ампутировать сразу, а в город везти, легко может антонов огонь прикинуться. Недоставало только, если вы и зонд еще позабыли, уж он-то понадобится наверняка!

– По местам! По местам, господа! – крикнул Рудольф, кладя конец бесчеловечному этому измывательству.

Абеллино и в четвертый листок попал с двадцати пяти шагов.

– Эти пистолеты придется отложить, они пристреляны, – сказал Рудольф. – Наши куплены только что.

– Согласны, – отвечал Конрад, – в твердой руке любой пистолет бьет метко; смотри только, – оборотился он к Абеллино, – целить будешь, так не сверху наводи, а снизу, подымай пистолет. Тогда, если вниз отдача, ты, метя в грудь, в живот попадешь, а вверх отдаст – так прямо в голову.

Пистолеты тем временем зарядили, пули на глазах у всех опустили в дуло, и получивший вызов выбрал себе один из них.

Затем обоих развели на исходные рубежи. Барьер обозначен был белыми платками.

Секунданты разошлись в стороны: Шандоровы – в одну, его противника – в другую. Конрад встал за большой тополь, чей массивный ствол почти скрывал мощную его фигуру.

Три удара в ладоши были сигналом сходиться.

Несколько минут Шандор постоял на месте, опустив свой пистолет. На лице его застыло угрюмое спокойствие, которое можно бы назвать и унылостью, не будь та несколько сродни робости. Абеллино, избочась, медленными шажками стал подходить, то и дело вскидывая к тазам направленный на Шандора пистолет, будто собираясь выстрелить. Пытка мучительнейшая: и впрямь сробевшего она заставляет обычно выстрелить раньше, с дальнего расстояния, отдавая его в случае промаха целиком во власть противника.

А вдобавок еще этот насмешливый прищур, эта рассчитанная на испуг заносчивая, вызывающая улыбка: я, мол, в летящий с дерева лист попадаю! «Бедняга», – вздохнул Рудольф тихонько, а товарищ его уже собирался крикнуть Карпати: никакого подразниванья в честном поединке!

В эту минуту двинулся, однако, вперед и Шандор и твердым шагом, без остановки дошел до барьера. Там он поднял пистолет и прицелился. Лицо его залилось жарким румянцем, глаза заблистали огнем, рука не дрожала ничуть.

Поистине дерзостная отвага! Обычно до первого выстрела никто не рисковал подходить к самому барьеру: при неудаче это давало противнику огромную фору. Дерзость Шандора вынудила Абеллино шагах в шести остановиться и снять с курка большой палец, который он на нем держал.

В следующий миг произошло нечто необъяснимое.

Раздался выстрел и сразу же второй. Подбежавшие секунданты нашли Шандора стоящим выпрямясь, на прежнем месте. Абеллино же поворотясь к нему спиной, зажимал рукой левое ухо. Поспешили к нему и хирурги.

– Вы ранены?

– Пустяки, пустяки! – махнул тот рукой, не отнимая другой от уха. – Чертова эта пуля прямо у меня над ухом просвистела, я чуть не оглох. Говорю и не слышу ничего. Проклятая пуля! Уж лучше б в грудь мне угодила.

– И хорошо, кабы угодила! – загудел, подбегая, Конрад. – Полоумный вы, меня чуть не застрелили! Ну, посудите сами, господа: пуля прямо в дерево вонзилась, за которым я стоял. Куда это годится – в секундантов собственных палить. Не будь там дерева, я был бы убит на месте, мертвехонек сейчас бы лежал! Mausetot![192] Да чтоб я в секунданты когда-нибудь еще пошел?… Как же! Пальчиком помани – бегом прибегу.

А случилось вот что: когда пуля Шандора с неописуемо резким свистом пронеслась мимо уха Карпати, рука от этого сотрясшего его мозг воздушного удара тоже дернулась и разрядившийся тотчас пистолет выпалил в прямо противоположную сторону, так что после выстрела Абеллино обнаружил себя стоящим спиной к противнику.

Он не слушал уже попреков Конрада, из уха его капля по капле сочилась кровь. Хотя он не подавал вида, но, судя по бледности его, мучения должен был испытывать ужасающие. Врачи перешептывались: барабанная перепонка лопнула, на всю жизнь останется тугоухим.

Глухота! Самый прозаический из всех людских недугов, редко возбуждающий сочувствие, чаще – насмешку. И правда, лучше б уж в грудь.

Пришлось отвести Карпати к карете. Когда боль позволяла, он чертыхался. Хоть бы легкие, что ли, прострелил. Рудольф с Миклошем, подойдя к его секундантам, спросили, удовлетворяет ли их такая сатисфакция.

Ливиус признал, что все протекало по правилам и окончилось в законные пять минут. Конрад же твердил: до того, мол, удовлетворен, что гром его разрази, если хоть когда-нибудь ввяжется еще в дуэль!

– Так будьте любезны, господа, это требованьице погасить! – сказал Шандор секундантам, предъявляя им направленный мастеру письменный вызов. – Напишите, пожалуйста, вот здесь: «Сальдирт»! Что оплачен счет честь по чести.

Секунданты посмеялись от души такой причуде и, раздобыв в ближайшей же лавчонке перо и чернила, по всей форме подписали под вызовом: «Оплачено».