Veni, vidi, vici

— Ну, от тебя действительно прет духами Юленьки так, что лично меня с ног сшибает, но, подозреваю, что она тоже почувствовала это весьма запоминающееся амбре, — Петр говорил на редкость спокойно, без своих вечных подколок, не выспался, наверное. — Мне вот, например, тоже весьма интересно узнать, что же ты делал у своей родственницы, да еще так долго, что твоя одежда успела пропитаться запахом ее духов?

— Я спасался от весьма бурных разбирательств двух сестер, которые могли весьма плохо отразиться на моем здоровье, если бы мне не посчастливилось попасть им под горячую руку. К тому же, мне удалось выяснить несколько весьма занимательных вещей. Оказывается, эти сволочные состязания проводятся у всех школ одновременно. Задания разные, но суть одна и та же. И чего хотят добиться организаторы, лично для меня так и остается загадкой. При этом, заметь, в состязаниях не принимают участия школы, в которых или вообще не учатся дворяне, или они так в меньшинстве и в основном малоимущие, вроде той же Академии Ремесел. Это такой незамысловатый план избавиться от ненужных аристократов, если они покалечатся или помрут в процессе прохождения состязаний, как от бракованного товара, или те, кому не посчастливилось родиться при деньгах ничего не смыслят в магии? Или в них какой-то иной смысл кроется, может быть, ты мне объяснишь? — я убрал руку с глаз, приподнялся на локтях и посмотрел на Петра, который сидел на своей кровати, задумчиво разглядывая меня в тусклом свете ночника, горящего под потолком.

— Вот кто бы знал, — наконец, произнес он. — Ты что-то еще узнал про состязания?

— Да. Очередной этап наступит буквально вот-вот, прямо на этих незапланированных каникулах, чтобы просто так не дать пропасть такой прорве времени, которая на нас свалилась так внезапно.

— И с чем связана такая спешка? — Петр невольно нахмурился и принялся поглаживать подбородок.

— Ты у меня решил поинтересоваться? — я откинулся на подушку и принялся рассматривать потолок. Когда Клыкова в порыве чувств повысила на меня голос, я просто развернулся и вышел из комнаты. Если не хочет выслушать доводы рассудка — это ее дело, я же не собираюсь оправдываться, особенно в том, чего в действительности не совершал. А вообще, идя в комнату, выделенную Петру, я не думал, что встречу его самого. Обычно оборотень не ночевал в доме, предпочитая проводить время в более приятной компании.

— Это был риторический вопрос, — хмыкнул Петр и потянулся. — Ладно, схожу я, пожалуй, к прелестной Жанне. Признаюсь, мы вчера слегка поссорились, но, надеюсь, что сейчас она уже остыла и готова распахнуть мне свои объятья.

Я ничего не ответил, только глаза закрыл. Пускай идет, я хоть высплюсь, пока он охаживает свою вдовушку. Только жалко пользы от его похождений не было никакой, кроме собственного удовлетворения. Ну не выгонять же его как собаку на мороз, из-за его блудливой натуры. Моему деду он никто, поэтому всячески помогать Петру не входит в его планы. Зато это входит в мои планы, и если он не хочет, чтобы мы пошли по миру, и я не помер нигде раньше времени, то ему стоит все же более активно начинать заниматься делами клана, которые поручает мне дед, а, следовательно, ускорять процесс их выполнения, чтобы в глазах главы клана подняться. А там, глядишь, принесет пользу и не только договор на обучение от деда может ему перепасть.

На этой мысли глаза закрылись сами собой, и я задремал, балансируя на грани сна и яви. Сквозь эту полудрему я услышал, как ушел Петр, открылась и закрылась дверь, а потом я словно начал падать в глубокий колодец, в котором нет дна. Это ощущение падения было настолько явным, что я захотел уже открыть глаза, решив, что это прекратит падение, но, с ужасом осознал, что не могу этого сделать, продолжая лететь куда-то вниз. Падение прекратилось резко, и я почувствовал рывок куда-то в сторону, после чего распахнул глаза, осознавая, что нахожусь вовсе не в комнате Петра. Больше всего обстановка напоминала кухню.

Что-то странное происходило с моим зрением. Все предметы словно расплывались перед глазами, однако, имели очень четкие контуры. А еще все было окрашено в черно-белые цвета, словно все краски куда-то исчезли. В добавок ко всему в стройный ряд моих мыслей начали вклиниваться посторонние, какие-то обрывистые, странные.

— Холод... Тепло... Вкусное мягкое мясо, где тепло. Это мясо они называют «сосиски». Посторонний. Опасность. Предупредить.

Возле стола стояли двое: мужчина и женщина. Женщина цеплялась за куртку мужчины, так похожую на мою, сшитую по лекалам курток клириков.

— Толя, Толенька, когда мы сможем не встречаться тайком, а открыто заявить на весь мир о наших чувствах? — я бы не назвал кухню дома Ивана Романова каким-то тайным местом. Женщину я узнал — Екатерина, третья дочь Прасковьи и Ивана. Между прочим, она замужем, и муж, как мне известно, присутствует очень недалеко, буквально в соседней комнате. Да что не так с дочерями и внучками Ивана?