— Вот и Карлос так же отвечал. А я все злилась, злилась. Ну, какой же он не маленький в тринадцать-то лет! Мой сынок. Его отец тоже вдруг исчез. Семь месяцев назад. Пропал, как и весь твой зоопарк. Никто не знает, где он. Твои питомцы хоть жрать выходят. А мои родные исчезли навсегда и бесследно.
Веня сочувственно посмотрел на Грету Даниловну и произнес:
— Простите. Я не имел права расстраиваться из-за такой ерунды, как ошибки в моей системе. У вас такое безнадежное горе.
Следующие пять минут Веня и Грета Даниловна шли молча под ритмичное шуршание плаща и юбки. Было уже три часа дня. Вопреки разочарованиям, обрушившимся на Веню и Грету Даниловну, солнце улыбалось высоко и ярко.
Внезапно Веня пробормотал:
— Замерла на пальчиках левой ноги… руки повесила на струну космоса;
Вокруг тихо-тихо, сыро-сыро, высоко-высоко… Не желаю судьбу без компаса.
Надуваю грудь счастьем, звездами, солнцем; глаза — улыбкой сопливой;
Ныряю в жизнь глубоко, далеко от смерти земной златогривой.
Грета Даниловна мгновенно остановилась, схватила Веню больно за правую руку и дребезжащим голосом спросила:
— Откуда ты знаешь эти строки?
— Да так… Было в подвале нацарапано на стене… Чушь какая-то…
— Пошли! — выпалила Грета Даниловна срывающимся голосом, и поволокла мальчишку обратно к школе, держа его руку хищной хваткой. От неожиданности Веня даже выпустил из рук велосипед, который с грохотом рухнул на асфальт.
У школы уже никого не было кроме директора, который сидел на ступеньке крыльца, по-кошачьи зажмурившись навстречу солнышку и наслаждаясь постшоковыми минутами расслабления.
— Открывайте сейчас же подвал! — гаркнула Грета Даниловна в ухо Борису Борисовичу, отчего очки и глаза у того в панике разбежались в разные стороны. Конвульсивными движениями он схватил стекляшки и уставился на Грету Даниловну.
— Опять вы?! Ну, сколько можно! Я уже все показал! — Борис Борисович вел себя намного смелее, чем тридцать минут назад. Конечно, ведь опасность миновала. А тут опять какая-то угроза, которую нужно немедленно устранить.
— Если ты не откроешь этот чертов подвал, я позвоню Муку Аркадьевичу и…
— Все-все-все, — привычно заблеял Борис Борисович. — Открываю. А то сразу — Муку Аркадьевичу, Муку Аркадьевичу!
В подвале Грета Даниловна бросилась к стене, где было ручкой нацарапано стихотворение и, жадно ощупав пальцами острые буквы, зарыдала.
— Мой мальчик. Мой Карлос. Ты здесь был. Как это возможно? Веня! Ты был прав! Ты видишь? Это его любимое стихотворение! Он любит космос и сопли! Это его почерк!
— Сопли? — растерянно спросил Веня, еще не сообразив, что его система все-таки работает!
— Неважно! Главное, что твоя система ра-бо-та-ет! И мой сын жив! — Грета Даниловна принялась с дурным блеском в глазах остервенело трясти Веню за плечи.
— О! А знаете, что это значит? — очнулся Веня. — Моя система ра-бо-та-ет!
— Ра-бо-та-ет!
— Ра-бо-та-ет!
— Ра-бо-та-ет!
— Ра-бо-та-ет!
— Ра-бо-та-ет!
— Ра-бо-та-ет!
— Ра-бо-та-ет!
— Ну, хватит! — прервал затянувшийся диалог Борис Борисович. — Выходите! Школа уже не ра-бо-та-ет! Имейте совесть. Сегодня был тяжелый день. Хочу домой и яблоко.
— Подождите, здесь должно быть еще что-нибудь, какие-нибудь следы пребывания моего мальчика, — Грета Даниловна, озираясь, постепенно углублялась в подвал, заполненный пирамидами из коробок, рюкзаков, и стеллажей. На полу валялась бесхозная книжка «Уроки чечетки», почему-то распахнутая на двадцатой странице.
— А у кого есть ключи от подвала? — пытал, тем временем, Борис Борисовича Веня.
— У меня, у Кружки и у Гоблина.
— Какая еще Кружка? Какой еще Гоблин?
— Кружка — это наша уборщица, а Гоблин — охранник. Вы что, ребенком никогда не были? Не лепили прозвища на честных людей? — Веня ухмыльнулся. Он уже привык, что его воспринимают полноценным взрослым человеком. — Кружку зовут на самом деле… Ай! Я уже и не помню, как ее зовут. Дети назвали Кружку Кружкой, потому что она везде таскает за собой свою огромную кружку и беспробудно поглощает зеленый чай с молоком. Ароматный такой. То с земляникой, то с манго, то с клубникой. Один раз притащила чай с ароматом вареного лука. Ммммм… Обожаю вареный лук! Кружка всегда при ней. И как в Кружке умещается столько чая?
— А как в кружке может не умещаться чай? Она же для этого и сделана. — заметил Веня.
— Да не в этой кружке, а в Крууужке! Как ее там? Ай! Ладно! А Гоблина зовут… Ну, надо же! И этого уже не помню, как назвать. Чудеса! Короче, он просто некрасивый. И с дикцией у него проблемы. И зубы какие-то странные. И большой такой. И походка тяжелая. И голос низкий. И запах от него прескверный. Одним словом — Гоблин, — заключил Борис Борисович.
— Нам нужно пообщаться с Кружкой и Гоблином… Грета Даниловна, а Вы что там делаете? — призвал Веня торчащую из дальнего левого угла подвала Грету Даниловну.
— Я нашла платье! — отозвалась та.
— Ваш сын носит платье? — поинтересовался Борис Борисович.
— Ну, конечно, нет. Просто оно красивое. Могу я его забрать? Люблю длинные платья.
Веня и Борис Борисович смотрели на Грету Даниловну с непритворным удивлением.