– Как вы уже поняли, ничего подобного не происходит. И не происходило никогда. После своей… ну вы и сами догадались чего… я был точно таким же, каким остаюсь по сей день. Я всегда мог появляться, исчезать и, поняв это свойство своей новой формы, успешно им пользовался, показываясь лишь тем, кому хотел, и, напротив, оставаясь невидимым для тех, кто мне неприятен… Прах меня побери, я совершенно забыл о вашем вопросе и, как обычно, пустился в рассуждения, не относящиеся к теме… Почему я здесь? – Лис вытряхнул табак из погасшей трубки и принялся снова ее набивать. Яна потихоньку привыкала к странному запаху, и теперь уже он не ассоциировался с открытым пакетом несвежих принадлежностей мужского белья. – У меня было время подумать над этим, и я думал… Пытался понять, что я мог оставить на этой земле такого, что держит меня здесь… Однажды, – он поджег табак и слегка втянул в себя воздух, – я… как же это символично, ей-богу… Хотя вы, милая Ясенька Евгеньевна, не верите в знаки… Так вот однажды, на этом же самом месте, когда я в сотый раз пытался ответить себе на вопрос, который вы мне только что задали, на меня снизошло откровение… Вы не поверите, милая Ясенька Евгеньевна, но я с детства лелеял мечту стать художником. Но, увы, не все мечты сбываются, и вы это знаете не хуже старого Лиса… Моя матушка, ныне покойная, разумеется, питала совершенно иные планы на мой счет. Ей хотелось, чтобы ее сын стал писателем, и вот я угождал ей, сколько мог… После сорока мне подумалось, что я уже, если так можно сказать, отугождался и моя с детства лелеемая мечта написать картину может осуществиться. Разумеется, я был полным профаном в этом деле, однако же, вооружившись холстом и красками, самозабвенно отдался неведомому процессу… Моя картина называлась «Сны». Откровенно говоря, сны были самым страшным пугалом в моей жизни – вам ведь это знакомо, милая Ясенька Евгеньевна? – не зря же вы положили под подушку тот пучок, что вам вручила Зоя Игоревна… Но если вас донимают кошмары, то меня терзал мучительный страх того, что я умру во сне, что, собственно, со мной и произошло вскоре после того, как я закончил свои «Сны» на полотне… Писал я их маслом. Это был… не авангард, конечно, но какой-то сюрреализм, это уж точно… Писал как по наитию, перенося образы из своего разлохмаченного, сумбурного воображения на холст. Картина получилась довольно яркой и, уж позвольте мне себя похвалить, выразительной. Между небом – ярко-голубым, сказочным, волнующим небом – и травой – густо-зеленой, малахитовой, с россыпями золотых глаз одуванчиков – повисла кровать, абсолютно пустая кровать, застеленная белоснежной простыней, одеялом и белейшей же подушкой, съехавшей так, что зрителю видно: она вот-вот упадет на эту зеленую траву… Вот и вся картина… – Лис затянулся, выпустил густой клуб дыма, в котором растворились очертания его лица, и смолк.
– И что же с ней стало? – спросила Яна, пытаясь разглядеть его глаза, скрытые пеленой дыма.
– Я знаю обо всем, что творится в этом доме, но только не о судьбе этой картины. Она пропала сразу после… после… ну вы и сами понимаете чего…
– Вы думаете, если ее вернуть…
– Знаете, милая Ясенька Евгеньевна, тогдашнее мое озарение вряд ли снизошло на меня просто так. Вообще «просто так» в жизни ничего не происходит. Даже самая маленькая мошка «просто так» не опустится вам на руку. Уж поверьте мне, старому Лису…
– Допустим, я верю, – кивнула Яна. – Но тогда ее, эту картину, нужно найти. Если вы, конечно, хотите уйти… из этого дома…
Лис обхватил согнутые ноги руками и подставил лицо розовым лучам заходящего солнца. Мелкие, выбеленные временем шрамы, почти незаметные в тени, проступили на его лице особенно четко.
Яна машинально протянула руку и прикоснулась к его лицу. Лис зажмурил глаза и повернулся к Яне.
– Ты веришь мне, – произнес он, не открывая глаз, – потому что веришь в меня…
Глава 14
Яна открыла глаза. Сквозь щели между задернутыми шторами, как ростки, взрезающие подошву асфальта, пробивались солнечные лучи. По яркому, обжигающему глаза свету Яна догадалась, что проспала утро и, возможно даже, начало дня. Телевизор тихо бубнил о чем-то своем, а за окном раздавалось птичье пение. Яна сладко потянулась, подумав о том, как все-таки здорово хорошенько выспаться и проснуться, ни о чем не беспокоясь. Хотя они с Лисом досиделись почти до утра и долго еще проговорили, она совершенно не чувствовала усталости. А главное, совершенно не помнила того, что ей снилось.