Венок из железных одуванчиков

– Вот тебе пример его творчества, описываю изображение. По асфальту на четвереньках шагает мужчина. В темечко его вбит здоровенный костыль, на нем, как флаг, реет бумажный рубль, из задницы торчит клизма, на спине сидят четыре крохотные обезьянки, одна жаба и огнедышащий дракон, на шее у дядьки ожерелье из детских сосок и золотых колечек. В зубах кошелек. А над головой в синем небе летают ангелы. Один с книгой, другой со скрипкой, третий с палитрой. За горизонтом плещется море, высятся горы. Но мужик ни небесных созданий, ни красот природы не замечает. Он просто тупо куда-то движется на локтях и коленях. Название полотна «Семейное счастье». Мартышки – это дети несчастного, жена – жаба, теща – трехголовое чудище, оно плюется огнем. И всех надо накормить, одеть. В голове у главы семьи мысли только о деньгах, а его начальник на работе – мастер спорта по втыканию клизмы. Вот оно, счастье-то! Как тебе произведение?

Я улыбнулся.

– И вы еще спрашивали, почему я не хочу жениться? Имейся у меня талант живописца, я мог бы похожую картину написать. Мне она не кажется сложной для понимания. Немного ошибся только с клизмой, полагал, что она орудие супруги.

Люка начала накручивать на палец прядь волос.

– Не все так сообразительны, как ты. Большинство воспринимает картину просто. Нарисован стол? Вижу стол! Ни Босх[8], ни Чюрлёнис[9] не имели шансов стать любимыми живописцами советских людей. Да и большинству представителей творческой интеллигенции времен Хрущева – Брежнева картины вышеназванных гениев казались странными и непонятными. Просто в среде «гениев» считалось фу хвалить Репина и передвижников. Гриша быстро понял, что в России он никому не нужен, и решил смыться в Израиль. А у меня мозг всегда был на месте. И в нем возник вопрос: что делать в Израиловке женщине не иудейского происхождения, супруге безумного нищего художника? Гриша улетел один. Я через несколько месяцев вышла замуж за Романа.

Люка закатила глаза.

– Красавец! Актер! Активно снимался в кино. Знаменитость! С деньгами! Младше меня. Машина «Волга» белого цвета. Дача на Николиной Горе, квартира в Денежном переулке. Букеты, конфеты, подарки, украшения, две домработницы, шофер. Куда ни придем, везде мы в центре внимания. Не жизнь, а эклер с кремом! Одна проблемка. Рома тащил в свою постель все, что шевелится и не шевелится. Я закрывала глаза на его амурные подвиги. Охота мужу порезвиться на чужом лугу? Да пожалуйста, не жалко совсем. Рома потом домой возвращался и рассказывал об очередной мадаме, мы вместе ее обсуждали. Забавно! И так шло, пока он не встретил Галину Клопову, та оказалась не из наших!

Люка воздела руки к потолку.

– Моль белая. Рома, в кровать которого падали актрисы, балерины, красавицы! Шарм, талант, образование… Все при них. Не стыдно, что у твоего мужа такая любовница! Я ему порой на разных суаре шептала в ухо: «Ромчик, слева Лена, она спит с Гошей, справа Настя, та с Никитой. А у стены твоя Нинуля. Знаешь, наша самая красивая, иди, скажи ей это». И вот те на! Галина! Ни рожи ни кожи! Ничего! Простая девка! От сохи! Одета жутко! Фигура – страх божий. Что привлекло Рому? Замуж красотка собиралась. Жених был то ли художник, то ли скульптор, не помню. Он получил заказ в провинции какой-то клуб разукрасить. В жуткой глубинке. Невеста рыдала в одиночестве, от тоски решила сделать то, чего ранее не совершала, – пойти в театр. Пришла к началу спектакля. О, наивность! Билетов нет. И тут Рома явился с букетом – его очередная пассия исполняла главную роль. Мой муж Клопову в зал провел. И закипела у них африканская страсть!

Люка закатила глаза.

– О боже! Роман свою новую игрушку привел в мой салон! Наши сразу перешептываться стали. Николетта ехидничала: «Солнышко, где Рома откопал утятницу из фальшзолота?» Когда гости разошлись, я у мужа прямо спросила: «Милый, какого дьявола тебе понадобилось это чудо в лаптях?» А супруг вдруг бросился защищать кулему: «Она просто всех вас стесняется. Не могли спокойно отнестись к Гале?! Устроили ей аутодафе!» Я опешила. «Вот-вот, – зашипел Роман и передразнил меня: “Галина, окажите любезность, передайте мне вон то пирожное”. «И чего обидного?» – удивилась я. «Ты так с горничной говоришь, – пошел вразнос Рома: – “Уважаемая Василиса, подайте чай”!»

Люка округлила глаза.

– Ну, тут я разозлилась! Мне следовало ей прямо в рабоче-крестьянскую морду сказать: «Галка, какого хрена приперлась сюда? Роман ум потерял, надел на корову седло, в гости привел, с элитой общества знакомит. Встряхни ошметки мозга, сообрази: ты тут – как гвоздь в заднице для всех, отправляйся в свою деревню. Не позорь Рому и меня, его жену законную. По любовнице не только мужика, но и супругу его оценивают. Ты мне не ровня, кыш отсюда». Вот такую речь следовало произнести? У нее голова с химией мелким бесом, помада фиолетовая, платье от «Мосшвеи», туфли-говнодавы, духи за три копейки, маникюра нет. Позор! Не мог кого посимпатичнее отыскать?

Люка выдохнула.

– Столько лет прошло, а я до сих пор злюсь. Угадай, что потом произошло?