Венок на волне

Командир медленно шел по палубе и нес на вытянутых перед собой руках что-то белое. Цветы! Я не поверил своим глазам. Но это действительно были цветы, те самые астры, которые стояли в командирской каюте.

Это что еще за номер! Не иначе у кого-нибудь день рождения. И вот вам, пожалте, букетик.

Но когда командир поравнялся с нашей шеренгой, я увидел, что ошибся. На небольшой деревянной подставке лежал венок. Белый, будто из пышного морозного кружева, переплетенный алой лентой.

Венок! А это зачем? По спине пробежали мурашки.

Командир передал венок матросу, стоящему правофланговым, и повернулся лицом к морю. Стало так тихо, что казалось, остановились винты. Только было слышно, как позванивает о форштевень волна. И флаг отщелкивал на ветру над головами.

Матрос подвязал под деревянную подставку фал - теперь венок был как на маленьких качелях - и вместе с командиром подошел к борту.

- Смирно! - как-то приглушенно скомандовал командир. - В память моряков "Стремительного", отдавших свои жизни за свободу и независимость нашей Родины, флаг приспустить!

Флаг дрогнул и чуть-чуть спал. Командир снял фуражку.

- Возложить венок!

Матрос стравил фал, и венок, словно на плотике, невесомо закачался на волне.

С минуту мы еще постояли в строю и вдруг, не сговариваясь, ринулись к борту. Венок плыл рядом. Но вот его чуть подкинуло, он скользнул за корму и превратился в один большой цветок астры, который лежал как бы на живом, бугристом граните моря.

Командир стоял задумчиво, не надевая фуражку. Казалось, он совсем забыл о нашем присутствии. Прижатые друг другом к леерам, мы, не двигаясь, глядели вслед уплывающему венку до тех пор, пока за гребнем волны он в последний раз мелькнул белой звездочкой.

- По местам! - кратко сказал командир.

А еще через минуту мы услышали властное и стремительное:

- Полный вперед!

Вдоль линии дозора корабль ложился на боевой галс.

П и с ь м о в т о р о е.

"Борис, привет! Мы в море. Я уже отстоял первую боевую вахту. Правда, дублером. Это совсем не то, что дублирующий состав футбольной команды. В любую минуту можешь оказаться в основном составе. Но вряд ли тебя заинтересует наша вахта у радиолокационной станции - день-деньской и темной ночью торчим с Афанасьевым у экрана. Тут романтики, сам понимаешь, никакой. Да обо всем и не напишешь.

Но вот, Борька, присутствовал я на ритуале, о котором, наверно, век не забуду! Это был ритуал почести погибшему кораблю.

Представь себе: идем, идем морем, и вдруг "Малый ход!". Выстраиваемся на палубе. Для чего бы? Оказывается, на этом месте когда-то погиб корабль. И вот мы, возможно над ним. Это все точно рассчитано на штурманской карте.

Командир выносит венок из белых астр, приспускается флаг - и венок уже на волне.

Это ли не романтика, а? Где-то на дне морском вечным сном спят матросы-герои. Может, они так и замерли на своих постах - кто у руля, кто у орудий. А над ними - густым синим небом километровая толща воды. И вот мы, которых в то грозное время даже не было на свете, идем теми же боевыми курсами.

На море не ставят обелисков, и мы спускаем венок. Матросы даже песню сочинили об этом. Она называется "Точка". Вот припев, послушай:

Ее без карт находят капитаны.

Всем морякам известна точка та.

Качается, плывет венок багряный.

Сердца людей - той точки широта,

И вечное бессмертье - долгота.

Да, Борис, были люди... Кто они? Я только узнал, что название корабля - "Стремительный". Красивое, правда? Мне он представляется "Варягом" - огромный стальной корабль, гроза фашистов. И вот, наверно, так же, как "Варяг", бился с целой эскадрой до последнего патрона, до последнего снаряда.

Мелковаты мы на этом фоне, что и говорить. Идем себе в дозоре и высматриваем нарушителей. Но кто сейчас осмелится? Нос побоятся сунуть!

Ну, вот опять команда: "Очередной смене на вахту!" Придется письмо прервать, допишу потом".

5.

Какое сегодня число? Достаю записную книжку и отлистываю календарик. Вот крестик на первом компоте. И тут я с удивлением замечаю, что остальные дни забыл отметить, - значит, просто-напросто перестал считать компоты.

Все эти дни и ночи мы бороздим море вдоль линии дозора. И сутки поделены не обычными понятиями - утро, полдень, вечер, а командами. "Очередной смене приготовиться на вахту!" И ты уже на ногах. "Очередной смене на вахту!" И ты на своем боевом посту. "Подвахтенным от мест отойти!" И ты снова в кубрике.

Я роюсь в рундуке, ищу конверт, чтобы написать Борису. Торопиться, впрочем, некуда. Вот на месте и первое письмо, которое не успел отправить с берега, и второе отсюда послать невозможно, ибо пока что нет почтальонов, бегущих по волнам.

Третье письмо я мысленно пишу уже не один день. Я думаю о нем и на вахте, и на камбузе, и в кубрике везде. Нет, не о письме думаю, стараюсь выяснить, что произошло на том месте, где мы опускали венок. Всех, кого можно было расспросить, расспросил. И наверное, всем уже надоел своими вопросами.

П и с ь м о т р е т ь е (ненаписанное).

"Так вот, Борис, о "Стремительном"... О той самой широте и долготе, что красным флажком отмечена на штурманской карте. А было это так...