Венок поэту: Игорь Северянин

Просвистал бы всю жизнь соловьем,
поражая вульгарностью свиста,
если б родина здесь ни при чем,
если б так не звенели мониста,
если б полночь над каждым кустом
не висела бы хмарой лесистой.

Если б каждый доверчивый звук

не рождался в трепещущем горле
и потом не щемил, как недуг,
не молил, словно горе нагое,
если б самой из горьких разлук —
Бежин луг не увидеть изгоем…

Просвистал бы всю жизнь соловьем,

так, чтоб млели в восторге подруги,
чтоб в язычески-древнем испуге
лунным зеркалом стыл водоем,
ан — ты плачешь в прозренье своем
не об юге — что нет русской вьюги …

Соло вьешь… На терновый венец

так пригоден эстляндский шиповник,
ты — не жрец, не певец-удалец,
не салонный кривляка-сановник;
за полвека поймут, наконец,
ты — поэзии вечный любовник.

Ты — садовник, что розы взрастил,

поливая в бездождье слезами,
ни души не жалея, ни сил…
Как бы кто ни старался словами
очернить — не достанет чернил…
Только розы цветут перед нами!

НИНА ЛОКШИНА Триптих Игорю Северянину

1

Город плыл неведомой планетой
И кружил на золотой игле,
И рождал невиданных поэтов,
До поры невидимых Земле.

Муз любимцы и толпы кумиры,

Не предугадавшие итог,
Тщетно заглушали звоном лиры
Грохотанье кованых сапог,

Уходили к берегу морскому,

Чтоб смятенье вышептать волне,
Умирали по соседству с домом,
На чужой далекой стороне.

2

Не гений позы, не Оскар Уайльд
С пушистой хризантемою в петлице,
Не знаменитый петербуржский скальд,
А просто русский, живший за границей,

Он здесь бродил в рассветной тишине

И на закате возвращался снова,
Чтоб поклониться пенистой волне,
Катившейся от берега родного.

3

Думалось, идет по первопутку
С грузом увертюр, поэзи грёз,
Слов, изобретенных словно в шутку,
И насмешек, принятых всерьез.

Грусть фиалок, аромат элегий,

Шум оваций и рекламы свет.
На последнем сумрачном ночлеге
Все оставил. Все тащилось вслед…

Что это? Усталость или старость,

Ощущенье собственной вины
Или беспокойство, что осталось
Так немного до большой войны.

АЛЕКСАНДР ЛЕВИН С Игорем Васильевичем из Тойлы на станцию через лес

Когда отстали понемножку
и струйки дымные стрекоз,
и вереск, ставивший подножки,
нашел решение вопрос —
мой бог, какой же северянин
не станет двигаться на юг,
когда окажется изранен
прохладой вечера и рук?
В цветах и травах шла тропа,
снискавшая шаги поэта,
и уводили в сердце лета:
дождя прозрачная крупа
и дирижерская рука,
и пальцы, как у пианиста,
и слов гортанное монисто,
звеневшее издалека…

ИГОРЬ ГРИГОРЬЕВ Рыбаки