Венок раскаяния

Мы знаем, как они все сражались. Полковой комис­сар Фомин запретил оставлять последний патрон для себя: «И последний — для фашистов. А умереть сможем и в рукопашной».

Неповторимы судьбы. В субботу, 21 июня, Фомин отправился на вокзал, чтобы уехать из Бреста к родным, но не достал билет и вернулся в крепость. Начальник госпиталя Бабкин, наоборот, лишь два дня назад приехал в Брест — служить. Бабкин погиб в рукопашной. А Фомина фашисты вывели за крепостные стены и там расстреляли.

Уже пал Минск, а маленький гарнизон старой крепо­сти сражался. Уже пал Смоленск, а бои в крепости еще продолжались. Уже фашистские самолеты полетели бомбить Москву, а майор Гаврилов, последний, еще отстре­ливался. Это ведь не легенда, это правда, что его, бес­сознательного, почти неживого, фашисты торжественно пронесли перед строем, его приказано было вылечить и на него, как на чудо, ходили смотреть в госпиталь гитле­ровские солдаты и офицеры.

Так сражались, а смерть искали действительно не в последнем патроне. Бросались на камни с башен… И даже оказавшись в плену, искали достойную гибель.

Капитана Владимира Шабловского вели в колонне военнопленных. С ними шли женщины, дети. Жена Шабловского несла на руках младших девочек — годова­лую Светлану и двухлетнюю Наташу, еще двое держа­лись за ее подол — Таня, семи лет, и Рая, восьмилетняя. Шабловский, оттолкнув конвоира, крикнул: «За мной» — и бросился с моста в воду, солдаты кинулись за ним. Конечно, их перестреляли.

Подробности их подвигов открылись далеко не сразу. Первым обнаружили и опознали под развалинами крепо­сти тело лейтенанта Алексея Наганова. Это было в 1949 году. Его имя установили только по сохранившемуся ком­сомольскому билету. Пистолет был на боевом взводе и в нем еще три патрона.

Беременную жену Наганова вместе с другими женщи­нами и детьми уводили из крепости в колонне пленных. Когда немцы стали избивать одну из женщин, на ее защиту кинулась Валя Сачковская. Фашисты не пристре­лили девочку — отправили ее в крепость с ультимату­мом сдаться. Без белого флага, сквозь ад девочка проб­ралась к своим. Кижеватов, начальник погранзаставы, сказал ей: «Возвращайся и передай: мы принимали при­сягу». Валя обратно идти отказалась: лучше погибнуть в крепости.

…Мы идем по сегодняшней крепости, заведующая отделом музея Татьяна Михайловна Ходцева ведет группу экскурсантов, и в этой группе — Валя Сачковская… Ходцева рассказывает о первых минутах войны, просит:

— Ну, Валюша, веди нас к себе домой.

Направляемся к Тереспольской башне, Валя показы­вает разбитую крепостную стену, распахнутую, без сте­кол раму окна: здесь она жила. А здесь, из этого подвала, увидела самых первых гитлеровцев, которые входили в крепость. Они шли парадным маршем.

«До этого ведь была страшная бомбежка, обстрел, ну, они, наверное, думали, что уже в живых никого нет. Уже было светло, часов, может, шесть…» А вот подвал, куда она, маленький парламентер, пришла к своим и где был ее последний бой.

— Самое страшное — не было воды. Кругом реки, каналы, но немцы нас отрезали. Раны у бойцов гноились, мы с Нюрой Кижеватовой очищали их от червей. А за водой приказа идти не было: это верная смерть. Чаще всего пробирались к реке ребята — Петя Клыпа, Коля Новиков, они были воспитанниками музыкантского взвода у моего отца. Тяжелораненым и детям давали два глотка воды в сутки, легкораненым смачивали губы. Остальная вода шла для пулеметов… А вот здесь мы складывали трупы. Штабеля. Несколько раз немцы пред­лагали по радио сдаться, обещали жизнь. Потом, когда заводили пластинки, тогда мы, правда, плакали, особенно когда слушали «Катюшу»… А потом Андрей Митрофанович Кижеватов собрал нас, женщин и детей, и сказал: все, защищать вас больше нечем, уходите… Женщины, и жена Кижеватова, стали просить пристрелить их, но он уговорил: может, хоть несколько человек из вас в живых останутся, о нас тогда расскажете… И жену Кижеватова, и трех его детей, в том числе и Нюру, подружку мою, немцы потом расстреляли…

Рассказ свой Валентина Ивановна Сачковская несколько раз прерывала, Ходцева, положив ей руку на плечо, успокаивала.

Никакой присяги в начале войны Валя не принимала, но свое отвоевала, она ушла потом в партизанский отряд. У нее — боевой орден Красной Звезды и десять медалей.

9 мая 1945 года закончилась война, а через три дня она стала совершеннолетней.

А потом мы бродили по крепости с Раей Шабловской.

— Да, — говорила она, — женщины в подвалах замачивали белье в корытах, нам потом эту воду прихо­дилось пить.

Мы как раз проходили мимо скульптуры: солдат ползет к реке с каской в руках — зачерпнуть воды. Видно, что не доползет. Лет десять назад я впервые уви­дел этого солдата, тогда в каске у него была… вода. Видимо, накануне прошел сильный дождь.