Читаем Венок раскаяния полностью

Так и живем все время: может быть, взорвемся, а может, пронесет, как это уже не однажды бывало.


Искусственно живем, по директивам и инструкциям — семьдесят три года. Весь мир работает, одни мы соревнуемся; весь мир живет, общается, одни мы обмениваемся мнениями.

Такая была и журналистика. Туда-то поехать, того-то рабочего воспеть, он передовой. И всех это устраивало: и партию, и Советы, и военных, и прокуроров. Печать перед властью никогда не была наравне с другими государственными институтами: либо прислуга, либо враг. У журналистов не было своего «Метрополя», они не могли устроить полулегальную художественную выставку опальных строк. Если удавалось вынести на газетную полосу какую-то печальную правду, она всегда была частностью. Печать боролась по преимуществу против фактов, в лучшем случае против явлений и почти никогда — против системы. Кому-то, лучшим, таким, как Анатолий Аграновский, удавалось эту систему раскачивать. Раскачивать — не более.

Сколько писано было о прокуратуре. Вспомним еще раз. В течение одного года о грубейших нарушениях законности в Курской области писали «Правда», «Известия», «Советская Россия». Прокуратура РСФСР направляла в область комиссии, затем заседала коллегия. За год областной прокурор А. Рощин получил четыре строгих выговора! Все бесполезно. Прокуратура — едва ли не единственный в стране орган, который сам себя курирует. Захотели — возбудили дело, захотели — закрыли.

У прокуратуры лишь одна зависимость — от партийного аппарата. И пока она существует (при полной независимости от Закона), вся борьба за право — борьба с ветряными мельницами. Все останется как есть, до тех пор, пока следствие не обретет полную независимость от любых государственных структур, пока суды перестанут быть придатком административной системы и обретут самостоятельную власть, судебную Власть.

Правоохранительная система лишь часть великогосударственной, она на нее работает, ее обслуживает. Кого приходится вырывать из рук прокуратуры — директора передового, одного из лучших леспромхозов на Дальнем Востоке П. Нефедова («После анонимки»), председателя замечательного колхоза в Курской области В. Евсеенкова («Столкновение районного масштаба»).

Нетрудно увидеть закономерность — страдают именно передовые, инициативные люди, лучшие. Объяснение простое: у них много завистников, они — бельмо на глазу у начальника. Начальству легче управлять, когда у народа меньше свободы, воли, когда все одинаковы. Если кто-то вырвется далеко вперед, сразу открывается убогость остальных, уже трудно рапортовать о всеобщих достижениях. Уже само руководство, привыкшее командовать по старинке, выглядит ретроградно.

Такая именно прокуратура, как ныне, и нужна общегосударственной системе, которая качается, но пока стоит.

Конечно, 60-е, 70-е и 80-е — время разное.


В начале шестидесятых главный редактор «Известий» был всемогущ. Тем не менее, когда первое лицо в одной из областей выразило крайнее неудовольствие Собкором газеты, журналиста пришлось перевести в другое место. В ту пору, когда газета играла мускулами, фельетонист отправился по местам недавних выступлений, откуда «Известиям» было отвечено: «Меры приняты». Побывал в пяти городах. Выяснилось, все по-старому. Там, где виновный был якобы «снят с работы» — опять восстановлен или устроен на более теплое место; других, наоборот, на работе восстановили, как и положено, но условия создали такие, что люди сами ушли.

В конце семидесятых другой главный редактор гранки фельетонов уже отправлял на визу первым лицам тех областей, которые критиковались. Уже и ответы с мест шли другие, научились отписываться: факты подтвердились, разрабатываются мероприятия по повышению… улучшению… обеспечению… и т. д.

Как вы поняли, речь о формах и методах борьбы с прессой, пока еще в ту пору далеко не такой желтой.

В последние годы, с пожелтением, обнаружились новые, неожиданные методы. Привязь удлинили, пиши, но в ответ — ноль внимания. Голосов громких много, гул, как в предбаннике,— все говорят и никто не слышит.

Забеспокоились лишь неприкосновенные.

После генерала, объявившего прессу желтой, уже другой генерал, командующий другим округом — Киевским, обвинил по телевидению «Комсомольскую правду» в «наклеивании ярлыков». Каких? Опровергать надо бы конкретно, по фактам. Правда ли, например, что, как пишут народные депутаты, среди которых члены Президиума Верховного Совета СССР, за четыре последних мирных года в армии погибло столько же, сколько за 10 лет войны в Афганистане? Цифра 15.000 погибших — правда или ложь? Факт этот генерал Громов обошел, считает, видимо, мелким, недостойным внимания. А верен ли другой факт, касающийся генералитета: «на строительство 18 особняков для них (каждый общей площадью 400—1500 кв. м) средние расходы составили по 210 тысяч рублей (при разрешенной стоимости 40—45 тысяч рублей)». Вопрос к Громову: правда это или нет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное