Некоторое время скрипач ещё видел перед собой блестящие от ваксы носки сапог. В кабинете повисла долгая пауза.
— Поднимитесь.
Сапоги, щёлкнув металлическим подбоем каблуков о каменный пол, сделали шаг в сторону, и только после этого скрипач встал на ноги.
— Докладывайте, — голос командующего звучал тоном военачальника, недовольного обстоятельствами, неожиданно вскрывшимися на поле брани.
— Но я не могу в присутствии посторонних… — возразил Джованни.
— Маджоре Каркано не посторонний. Это мой порученец. Можете не опасаться.
«Значит, я не ошибся…» — с удовлетворением заметил для себя скрипач. Предчувствие близкой развязки заставило его сосредоточиться, ум заработал как швейцарские часы, рождая каждую секунду правильную мысль.
— Я писарь, мой генерал. Обычный писарь из Квиринальского дворца
[25], — зачастил Джованни, борясь с душевным волнением. — Не смотрите на мои крестьянские одежды. Посмотрите на мои руки, разве они касались мотыги?Скрипач протянул вперёд ладони, не тронутые мозолями, после чего быстро продолжил:
— Мне поручено поселиться в порту, поближе к вашему штабу или к казармам. Я должен найти дружбу с кем-нибудь из солдат или, ещё лучше, из офицеров, чтобы выяснить, когда королевские полки пойдут на Рим. Главное поручение — узнать как можно точнее численность артиллерии и войск. От этого зависит, как швейцарцами будет организован план обороны Рима.
— И что же вас заставило сразу раскрыться? — Генерал, как и всякий настоящий военный, нюхавший порох и видевший на своём веку кровь и оторванные конечности, испытывал презрение к предателям. Джованни чётко различил в его вопросе эту интонацию.
— Я патриот Италии, мой генерал. Что же, что судьба моя сложилась так, как сложилась. Да, я не воевал добровольцем под знамёнами Гарибальди, я даже не умею держать оружие. Но хоть что-то я могу сделать для объединения моей великой страны! — дрожащим голосом ответил скрипач.
— Это похвально, — сказал Кадорна, сворачивая карту с нарисованными на ней стрелками. — Что вы хотите за свои услуги?
— Ваши слова звучат обидно. Я пришёл не за деньгами. Я пришёл за свободой. Понтифик через день будет находиться от меня на расстоянии вытянутой руки. А на моём столе находится нож для бумаги. Заточить его не представляет никакой сложности, я всё взвесил. Одно движение моей руки изменит ход истории.
Генерал с невозмутимым видом проследовал к своему широкому креслу и сел в него, закинув ногу на ногу:
— Вы готовы пожертвовать собой ради кардинального перелома в нашей войне?