Венский кружок. Возникновение неопозитивизма

Относительно возможностей верификации нужно еще провести различие между эмпирической и логической верифицируемостью. Верификация эмпирически возможна в том случае, если ее условия не противоречат законам природы. Верификация логически возможна, если строение предложения не противоречит логическим правилам, если оно не противоречит правилам употребления входящих в него слов. Для смысла предложения важна только его логическая, а не эмпирическая, верифицируемость. Высказывание «На обратной стороне Луны имеется гора высотой 3000 м» мы не можем верифицировать. Однако благодаря этому оно еще не лишается смысла, ибо невозможность верификации в данном случае является лишь случайной, эмпирической, а не принципиальной, логической невозможностью. Поэтому даже высказывания ньютоновской физики об абсолютном движении не являются бессмысленными, ибо можно задать критерии, показывающие, когда эти высказывания истинны, а когда ложны. В опыте Майкельсона возможность их верификации была уже не просто мыслима, но и задана практически. Напротив, такое предложение, как «Существует мир в себе, однако он совершенно непознаваем», лишено подлинного смысла. Только кажется, что оно имеет смысл, ибо обладают смыслом отдельные входящие в него слова «существует», «мир», «познаваем». Но если отрицается познаваемость этого мира, то в принципе невозможно установить, существует он или нет. Тем самым верификация исключается логически, ибо невозможно указать обстоятельства, при которых это предложение окажется истинным. Такое предложение вызывает представления, быть может, даже какие-то чувства, однако оно не говорит о каком-либо положении дел, оно не обладает никаким теоретическим содержанием. Оно внутренне противоречиво, ибо, утверждая непознаваемость мира, оно в то же время признает его бытие. (Для того чтобы увидеть противоречие, не нужно признавать наличие смысла у внутренне противоречивых предложений. Противоречие усматривается уже по одной синтаксической форме.)

Это различие смысла и бессмысленности нужно понимать таким образом, что оно относится к теоретическому, т. е. описательному содержанию высказываний. Поэтому «лишенный смысла» означает лишь: не имеющий такого содержания, не имеющий теоретического смысла, а не бессмысленный в обычном словоупотреблении.

Определения опираются, в конечном итоге, на указание обозначаемого. Указывать можно только на то, что дано непосредственно, что воспринимается. Благодаря тому что возможный смысл высказываний связан с опытом, он не может выходить за пределы этого опыта. Чего нельзя свести к опыту, для того вообще нельзя задать смысла. Это — принципиально важное следствие. Оно дает ясный критерий отграничения научного знания от метафизики⁷¹, к чему с самого начала стремился Венский кружок. Под «метафизикой» подразумевается претензия на такое знание, которое не довольствуется тем, что дает опытная наука, и выходит за ее границы. Для ее предложений вообще нельзя указать никакого способа верификации, они не сводимы к опыту. Поэтому они не имеют заданного смысла. Предложения метафизики представляют собой простой набор слов, который только выглядит похожим на осмысленные предложения, но это — псевдопредложения.

Такого рода предложения могут возникать двумя путями: во-первых, благодаря тому, что в них входит слово, не обладающее никаким значением, представляющее лишь мнимое понятие; во-вторых, благодаря тому, что слова, обладающие значением, соединяются таким образом, что при этом происходит нарушение правил логической грамматики. Псевдопонятие обозначает некоторое слово, когда условия задания значения для него не выполнены, т. е. согласно сказанному выше: если для предмета понятия нельзя задать никакого эмпирического отличительного признака. Такими словами являются, например, «первопричина», «безусловное», «абсолют», «в-себе-бытие», «ничто». Псевдопонятия возникают, например, благодаря тому, что, скажем, такое слово, как «ничто», употребляют в качестве имени некоторого предмета, хотя оно может использоваться лишь для формулировки отрицательных экзистенциальных предложений. И когда об этом предмете «ничто» что-то высказывают, получают псевдопредложения.

Псевдопредложения не нарушают грамматических правил в филологическом смысле, поэтому они выглядят так же, как подлинные предложения, например, «Цезарь есть простое число» похоже на «Цезарь есть полководец». Это показывает недостаточность обычной, филологической грамматики. Ее классификация слов на существительные, прилагательные, глаголы и т.д. требует дальнейшего разбиения слов в рамках указанных категорий на синтаксические категории в соответствии с тем, какие классы обозначаются этими типами слов: вещи, свойства вещей или отношения вещей; числа, свойства чисел или отношения между числами и т.д. Свойства чисел нельзя — по определению — приписывать вещам. Поэтому в логически корректном языке предложение «Цезарь есть простое число» просто нельзя сформулировать. В таком языке нельзя построить и метафизических предложений указанного рода.