Иосиф II и его посол Мерси были вынуждены признать, что многочисленные вмешательства королевы оказались бесплодными. Нужных им кандидатов на министерские посты в Совет не пускали; ни разу им не удалось получить дипломатической помощи, на которую они рассчитывали. Император не списывал неудачи на непослушание сестры. Единственную причину он видел в ее неопытности. Как ни странно, как только Вена разочаровалась в Марии Антуанетте, та начала принимать полноценное участие в государственных делах.
Министр финансов Калонн попал в немилость 8 апреля 1787 г. За этим стояла королева. Кто сумел занять его место и сократил огромнейший дефицит в королевской казне? Мария Антуанетта подумывала о тулузском архиепископе Ломени де Бриенне, которого ей представили как нового Шуазеля, но в кандидаты его пока не выдвигала. Король, казалось, совсем не справлялся с ситуацией, не знал, кому доверить финансы, однако отказывался препоручить заботу о них Неккеру, как ему советовали супруга и некоторые министры. Столкнувшись с монаршим упрямством, члены Совета предложили Ломени де Бриенна. Людовик питал немало предубеждений в отношении этого прелата, который, кажется, не верил в Бога, однако недостатки остальных кандидатов и острое неприятие Неккера заставили его, в итоге, согласиться с Королевским советом по вопросу финансов.
Роль Марии Антуанетты свелась к тому, что она поддержала мнение советников короля, но общественное мнение приписало назначение прелата ей. Отныне Бриенна называли «доверенным лицом королевы». Разве она не сказала: «Мы дали королю хорошего министра?» Только это
Совпадение взглядов у супругов стало очевидным: неожиданно Марию Антуанетту позвали присутствовать 23 апреля на приеме министра у короля. И когда Бриенн предложил монарху вернуть Неккера, которого он поддерживал, и созвать Генеральные штаты, король, давая отказ, сослался и на супругу: «К реформам, экономии
По воле Людовика королеву отныне стали приглашать к участию во внутренних делах государства. Король давал ей советы и звал даже на заседания министерских комитетов. Бриенн искал ее поддержки и старался держать в курсе своих действий. Он подумывал ввести ее в королевский совет, а ведь такой привилегии не знала ни одна королева, не считая регентш. Мария Антуанетта, казалось, хотела избавиться от репутации фривольной, легкомысленной, расточительной королевы. Теперь она разделяла желание министров сократить непомерные расходы королевского дома. Мария Антуанетта уменьшила личные расходы на девятьсот тысяч франков, упразднила сто семьдесят три расходных статьи своего дома, заставила близких отказаться от многих привилегий. Перестала ли она быть королевой Трианона, главой группки, жадной до дорогих развлечений? Окружение Марии Антуанетты, привыкшее к ее милостям, не скупилось на упреки. «Мадам, — осмелился заметить барон де Безенваль, — страшно жить в стране, где нет уверенности, что завтра ты будешь владеть тем, чем владел накануне. Так бывает только в Турции»[149]
.Место, которое Людовик XVI отвел жене, было тем более странным, потому что король, казалось, старался уйти от управления страной. Людовика охватила своеобразная депрессия, парализовавшая волю. Впервые его задевала народная нелюбовь. Все было против него: восстание парижских магистратов летом 1787 г., враждебные пасквили, которые писались в его адрес, а затем «королевское» заседание парламента 19 ноября, когда кузен Людовика герцог Орлеанский осмелился оспаривать монарший авторитет, постоянные волнения, которыми сопровождались все указы Бриенна, дефицит, день ото дня становившийся все катастрофичнее.
На долю четы выпадали суровые испытания: в 1787 г. 18 июня скончалась младшая дочь Софии, а 23 декабря — ее тетушка Луиза; да еще и здоровье дофина давало серьезные поводы для беспокойства[150]
. Людовика XVI охватила растерянность. Современники сохранили множество свидетельств о том: король забывался изнурительными выездами на охоту, откуда возвращался, еле волоча ноги, а потом тонул в алкогольной бездне. Затем следовали, как пишет Морепа, «трапеза столь неумеренная, что подчас вызывала потерю рассудка» и частая, неуместная дремота. Приступы слезливости, периоды апатии, постоянное замыкание в себе, и непреходящая тоска отнимали у теряющего власть монарха уверенность и стойкость духа, уступая место равнодушию и досаде.