Вены магии (ЛП)

— Ты сейчас ожесточилась. Ты сломаешь спину, заботясь о нас, но я не думаю, что ты хочешь этим заниматься. Было время, когда ты работала бы до своей смерти, чтобы спасти нас. Теперь не знаю, есть ли тебе дело.

— Конечно, есть.

— Тогда где твоя вера? Где твоя просьба фейри, чтобы они пришли на помощь? Ты стала такой наглой, что думаешь, что справишься сама?

Она встала из-за стола. Ее ногам нужно было двигаться, разум кипел, пока она расхаживала по кухне.

— Я боюсь! Это ты хочешь услышать? Я не исполнила свою половину сделки, этим я нарушила сделку с фейри. Я не могу идти к храму, потому что не знаю, что там меня ждет.

— Думаешь, они тебя убьют?

— Не знаю! — Сорча вскинула руки, поймала пальцами стебелек травы и бросила на пол. Она вздохнула и посмотрела на потолок. — Я схожу за метлой.

— Нет, — папа поднял руку. — Ты покинешь дом и пойдешь к храму.

— Что будет, если я не вернусь? Кто будет вытаскивать жуков из ваших тел и сберегать ваши жизни?

— Мы сами справлялись год.

— Потому что я сделала это частью сделки! — ее крик поднялся до крыши, и голубь вылетел с чердака. Она вздохнула и потерла виски. — Прости, я не хотела кричать. Я не хочу, чтобы вы умерли, и я не доверяю целителям в деревне.

— Как и я. Но я думаю, что у фейри еще есть планы на тебя. Мы живы не просто так, — он встал и убрал ладони от ее лица. — Ты — талантливый целитель, Сорча. Но не только из-за тебя жуки еще не убили нас.

Он был прав. Она заметила, как быстро они исцелялись после ее операций. Жуки не размножались в них так, как в других ее пациентах. Весь бордель словно застрял во времени. Они все еще были больны, с тем же количеством жуков, но хуже не становилось.

— Мне нечего им принести, — буркнула она. — Ни сахара, ни сливок, ни цветов из наших садов.

— Тогда принеси им свои извинения.

— Фейри нет дела до моей вины. Им нужны подношения.

— Может, они тебя простят. Помню, раньше люди ходили к храмам, чтобы быть в ладах с фейри и природой. Я не верю, что важно всегда что-то им давать. Порой подарок — уже быть там.

— Когда ты стал философом? — спросила она с кривой улыбкой.

— В то время, когда посмотрел смерти в глаза, и она сказала, что дочь спасла мою жизнь.

Слезы обожгли ее глаза.

— О, папа.

— Не надо такого. Иди, девочка, собери на обратном пути те милые травы.

— Одуванчики?

— Плевать, что они сорняки, они вкусные, хороши для моих старых костей. И передай привет фейри от меня.

Она взглянула на охапку белья и пожала плечами.

— Почему бы тебе не пойти со мной? Ты еще с ними не общался.

— Они не захотят, чтобы я начинал сейчас. Они увидят старика, идущего к ним, и решат, что я заблудился. Им проще общаться с милой девушкой. Иди уже!

Сорча не стала спорить дальше. Ее сестры снова закричат, и она упустит шанс. Она выбежала из кухни, укуталась в плащ и вышла наружу.

Холодный воздух наполнил ее легкие, покалывая. Она охнула, воздух заряжал ее кровь бодростью. Она оживала, покидая бордель.

Она сильно изменилась.

Папа не ошибался, указав, что ей нет дела. Она скучала по семье, но расстояние дало ей опыт, изменило ее взгляды. Ее сестры не могли перестать говорить об обыденном, мужчинах, чистоте, еде и напитках. Отец говорил только о путешествиях, но это хоть немного развлекало. И у них не было магических качеств фейри, что стали ей так дороги.

Старая калитка скрипнула, когда Сорча открыла ее. Она хотела починить ржавую петлю. Ей нужно было починить ставни, залатать дыры в крыше, убрать на заднем дворе… и список тянулся все дальше и дальше.

Может, она презирала такую жизнь. Она жила какое-то время в замке, ей прислуживали. А теперь она прислуживала остальным.

— Я так низко пала? — спросила она, взглянув на силуэт дома. — Я презираю их, потому что они больны?

Да. Ответ был гулким «да» в ее голове, словно криком в овраге.

Она сжала калитку, хмуро глядя на дом, словно это было проблемой.

— Сорча! Снаружи холодно, — мягкий мужской голос заставил волоски на ее шее встать дыбом.

Она фальшиво улыбнулась, скаля зубы.

— Геральт.

Он подошел к ней с грацией танцора. Узкие брюки обвивали его ноги, он явно считал ноги своей лучшей чертой. Объемный плащ из черной шерсти подметал землю за ним, убирая снег.

— Ты простудишься, Сорча, и кто будет заботиться о тебе, пока ты помогаешь своей семье?

— Я справляюсь неплохо сама.

— Но не обязана, — он снял свои кожаные перчатки палец за пальцем. — Прошу, позволь.

— Я не возьму твои перчатки, Геральт.

— Бери! Каким бы я был джентльменом, если бы дал тебе ходить без должной одежды?

Он взял ее за руку, вложил печатки в ее ладонь с улыбкой, от которой ей хотелось ударить его. Она выронила перчатки на землю.

— Так ты обходишься с женщинами? Будто они не понимают, что нужно самим позаботиться о себе?

— Они не обязаны заботиться о себе.

— А если некоторым из нас хочется?

— Почему тебе хочется?

Сорча фыркнула и закатила глаза.

— Ты не поймешь.

— И не хочу. Мне нравится заботиться о тех, кто дорог моему сердцу…

— Не надо, — она перебила его, подняв руку. — Я не хочу слушать тебя. Мне нужно идти, Геральт. Уж прости.

— Я пойду с тобой. Ты идешь в город?