Вепрь

Виктор скользнул вслед за гуляками. Зван, хищно ощерившись, двинулся за атаманом. Многое ему не нравилось в том, как изменилась их жизнь, но только не теперь. Он, как и остальные, чувствовал, насколько изменился как боец. Да и жизнь стала более сытной. Когда их было больше, при нападениях далеко не всякий караван им был по зубам. Нередко купцы отбивались, имея охрану из отлично подготовленных бойцов. Теперь ватажников гораздо меньше, а стали они многократно опаснее. Его натура, склонная к приключениям, под командой нового атамана была полностью удовлетворена: и опасностей и приключений здесь было предостаточно. Оставалось еще желание встать во главе своей ватаги. Но только не этой, потому что вступать в конфликт с Добролюбом у него намерений больше не было. Ладно, осталось четыре года. Вроде нужно их еще прожить, а при таком образе жизни это задача не из простых. Но все-таки у атамана можно многому поучиться. Вот вроде уже возомнил себя бойцом непревзойденным — и на тебе, что-то новое и очень полезное. Да хотя бы эта крестьянская обувка, постолы, сшитая из цельного куска выделанной кожи, которая соперничает по популярности с лаптями. Ну какой воин подумает обуть ее, когда идет на врага? А Добролюб додумался. Зато теперь по мощеной улице они буквально бегут, не производя никакого шума, словно тени. А этого никак не получится в сапогах. Постолы же помогают тихо передвигаться по лесам, позволяя чувствовать, что под ногами, сильно приглушая треск мелких веток, которого не избежать.

Одновременный наскок, несильный удар под колено, ладонь, мгновенно сдавившая горло так, что нет возможности крикнуть, вывернутая за спину и взятая в болевой захват рука. Мгновение — и парней, с хрипом втягивающих в себя воздух, способных едва дышать, но никак не поднять тревогу, поволокли темными закоулками, стараясь как можно быстрее покинуть пределы села.

Ночь. Лес в окрестностях имения Берзиньша. Нестерпимая боль, из-за которой текут слезы. Тугой кляп, от которого едва не выворачивает челюсть. Вокруг какие-то люди. Тихо переговариваются на непонятном языке. Настолько непонятном, что вывод только один: СЛАВЕНЫ! Господи, спаси и сохрани! Господи, помилуй! За какие грехи им это все?

— Я задам вам несколько вопросов, и от того, насколько полные ответы я на них получу, зависит, останетесь вы живы или нет…

Когда Волков служил в армии, то хорошо усвоил одно правило: как бы хорошо ни охранялся объект, как бы ни совершенна была сама система охраны, тот, у кого повседневная деятельность связана с этой территорией, непременно знает, как можно туда проникнуть, преодолев любые посты. И еще. Никто не знает подворье, расположение помещений и переходов лучше тех, кто там живет. В данном случае замковые слуги были куда более предпочтительнее других обитателей.

— А если они соврали? — Горазд задумчиво посмотрел на два распростертых тела.

— Мы скоро это узнаем, — равнодушно бросил Виктор, едва сдерживая охватившую его дрожь нетерпения.

Ну да, он опять нарушил свое обещание и прикончил пленников. Правда, обещание оставить им жизнь лишило их удовольствия испытать на себе методы экспресс-допроса в полевых условиях. Они умерли чисто, без мучений. Виктор вообще предпочитал обходиться без зверств, они не могли принести облегчения его боли. Ведь, в конце концов, всех ждет одно — смерть. Так к чему растягивать процесс? Тем более что пытать людей ему противно, даже когда нужно получить информацию. Когда без этого было не обойтись, он предпочитал отключаться и действовать, словно робот, представляя, что перед ним не люди. Будто все происходящее — просто навороченная компьютерная игра, кровавая, жестокая, но игра. И в любой момент можно нажать на «рестарт».

В замок они проникли через участок стены, который под воздействием времени уже начал обрушаться: изобиловал трещинами и выбоинами, которые давали возможность с легкостью карабкаться наверх. Ноги и руки столь удобно ложились на выступы, что поневоле думалось о тех, кто отправлялся в самовольные отлучки или возвращался домой слишком поздно. Этим путем они, должно быть, пользовались весьма часто. Не возникало сомнений и в том, что кое-какие упоры и выемки имели рукотворный характер. Люди явно предприняли кое-какие усилия, чтобы было удобнее пользоваться этим проходом. По большому счету, ватажники сейчас не карабкались, а поднимались вверх по лестнице, выбитой прямо в стене. При штурме от такого прохода пользы практически никакой, а вот если так, втихую, — дело совсем иное.