Вепрь

- Ну, чувак тот, Гущин, поехал в тридевятое царство какой-то беллетристикой всех удивить!

- Так вот. Ехал туда Гущин тридцать лет и три километра. По пути он встречал разных полезных зверушек и складывал их в пишущую машинку: Рыбку с зонтиком, Барабанщика отставной козы, Рака свистящего и Жучка-с-ноготка. Все они были артефакты.

- Почему артефакты? - спросил интересующийся деталями Захар Алексеевич.

- Потому что факты уже давно повывелись. Но суть не в том. А суть в том, что артефакты не могли спать. Они засыпали только на очень низкой частоте.

- Почему на низкой?

- Чтобы падать с нее было не больно.

- А не надо на край ложиться, - заметил мой слушатель. - Надо посередке лежать, как я.

- Верно, только ни Гущин, ни артефакты этого не знали. Они были дремучие, поскольку вышли из леса. И открылось перед ними все тридевятое царство, словно Книга Бытия. Но в тридевятом царстве на троне сидел злой Цензор. Это уже был Цензор Четвертый.

- Почему четвертый? - засыпая, пробормотал Захарка.

- А действительно, почему четвертый? - полюбопытствовал Ребров-Белявский, когда сын его уже крепко спал и мы с Алексеем Петровичем, сидя в библиотечной комнате, допивали благороднейший из коньяков.

- После третьего не закусывают, - поделился я опытом, вытряхивая из предложенной пачки американскую сигарету.

Прощаясь, мы с Алексеем Петровичем тепло обнялись и пожелали друг другу всевозможных успехов в учебе и труде.

- Чего так долго? - проворчал Филя, продрогший верхом на мотоцикле.

- А тебе не терпится, да? - спросил я, погружаясь в коляску.

- Просто в перерыв между электричками попадем, - пожал плечами гигант.

- Попадем, так обратно вернемся.

Данная перспектива его не устраивала, и Филя взял с места в карьер.

Проезжая мимо нашего с Настей разбитого очага, я отвернулся. К горлу моему подступил комок. Что ждало меня впереди? Да, собственно, ничего. Пивная в Столешниковом переулке.

На околице деревни нас задержали патрульные. Проверив поклажу, незнакомые мне сотрудники органов обратили внимание на меч.

- Холодное оружие, - констатировал один, выдвигая остро отточенный клинок из ножен.

- Я его вскипячу, - сказал я. - Как до Суворовского доеду.

- Я тоже Суворовское заканчивал, - оживился второй патрульный. - Ну? Как там?

- Нормально. - По большому счету мне было все равно, вернут мне подарок Обрубкова или нет. - Музей боевой славы открываем. Ветеран войны Обрубков пожертвовал экспонат будущим защитникам Отечества. Он тоже когда-то в знаменитых стенах проходил науку побеждать.

- Ты же вроде гуманитарий, - усомнился его коллега-пограничник. - Такая на тебя информация.

- Мы шефство взяли, - продолжил я пассивную защиту.

- Проезжай! - махнул рукой бывший суворовец. - Под мою ответственность!

«Меч и бубен, - усмехнулся я мысленно, когда Филя газанул из поселка. - Такой отныне будет мой фамильный герб».

ЭПИЛОГ

Настю я встретил случайно. Издали, пересекая Тверской бульвар, я заметил ее золотую косу, и сердце мое сперва замерло, а потом - бешено заколотилось. Она толкала перед собой коляску, опустив голову и не глядя по сторонам. Должно быть, вела беседу с тем, кто в ней ехал. Вообще-то я торопился в «Яму». «Ямой», между своими, называлась пивная в Столешниковом переулке, а завсегдатаи - соответственно «ямщиками». Вообще-то меня ждали там Семашко и Завадский. По банке они, скорее всего, уже приняли. Когда кого-то ждешь или догоняешь, лучше, конечно, принять. Особенно ежели с похмелья. Но я и так ее догнал. Я догнал ее уже напротив устья Малой Бронной.

- Настя! - Я схватил ее под руку. Она прижалась к моей груди.

- Ах, Сережа! - сказала Анастасия Андреевна. - Я ведь каждый день здесь гуляю - от Суворовского до Пушкина. Я знала, что когда-либо встречу тебя.

- Но у тебя же мой адрес есть! - удивился я безмерно.

- Нет, - возразила она. - Так бы я не пришла. Я решила, что Бог меня наказал за родителя. Пусть буду терпеть. А если встречу случайно, значит - судьба. Значит, простил он нас с тобой, любимый.

По щекам ее бежали слезы радости, да и по моим, кажется, тоже.

- Что за чепуха, - бормотал я, вдыхая запах ее волос. - Это же чепуха. Сама подумай.

Так мы и стояли, прижавшись друг к другу, пока ребенок в коляске не разревелся.

- Познакомься, Андрей Сергеевич. - Настя осторожно извлекла его и передала мне на руки. - Это твой отец!

Потом мы сидели на скамейке и разговаривали. Оказывается, в завещании академик Белявский оставил ей свою кооперативную квартиру на Неглинке, в которой никогда сам не жил, и деньги, которые не расходовал, - тысяч около шестидесяти. Но Настя все равно, перебравшись в Москву, устроилась работать - в Историческую библиотеку. Ольга Петровна скончалась примерно через месяц после того, как я уехал. Умерла в своем кресле за вязанием.