Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры

Рядом финских этнографов и языковедов XIX в. была выставлена концепция, в русской этнографии поддержанная авторитетом H. Н. Харузина, согласно которой исходным пунктом развития срубных жилищ финно-угорских народов вообще, и их прибалтийско-финской группы в особенности, признаются постройки типа северной бани, риги и т. п. Оставляя в стороне вопрос об общем значении этой концепции (отметим лишь мимоходом ее ограниченно эволюционистский характер, игнорирование ею особенностей культурно-исторического процесса каждого отдельного народа, применение при анализе конкретного материала формально-типологического метода, который допускает сближение и сопоставление совершенно различных по типу и назначению построек, обращая внимание лишь на формальное сходство в планировке), укажем, что данными истории культуры вепсов она не подтверждается.

Важнейший аргумент сторонники указанной «банной» концепции обретают в языковом материале: дело в том, что термины, которыми в ряде финно-угорских языков обозначается изба (ср. вепсск. pert’, карельск. — ливвик. perti, сев. карельск. и финск. pirtti, в частности тавастск. porte, лопарск. pirf, марийск. port), восходят к балтийскому (летто-литовскому) источнику, где они имеют значение «баня» (ср. лит. pirtis, латышек, pirts). Однако заимствованность термина, сама по себе не вызывающая сомнений, еще не может служить доказательством того, что финно-угорские народы восприняли от балтийцев именно только баню и приспособили ее к своим нуждам в качестве жилища. Круг балтийских языковых заимствований в вепсском и других прибалтийско-финских языках весьма широк. Если даже ограничиться терминами, относящимися к области строительной техники, то и в этом частном случае обнаруживается значительная группа лексических заимствований (ср. aid забор’, ‘изгородь’; karzin ‘подполье’; sein стена’ и т. д.), но вряд ли кто-нибудь решится утверждать, что до контакта с балтийцами вепсы и прочие финно-угры не умели городить заборов, строить стен и т. п.

Вопрос о происхождении избы у вепсов разъяснится легче, если признать, что термин, ее обозначающий, гораздо старше самого явления. Он был заимствован финно-уграми еще в ту пору, когда балтийские племена пользовались им для обозначения жилища, а не такой специализированной постройки, как баня. Это слово получило бытование в той этнической среде, где деревянное строительство уже имело давнюю традицию, восходящую, быть может, к концу неолитической эпохи.

Внешний облик ранних форм вепсской избы, видимо, в наибольшей степени соответствует таким пережиточным типам построек, как вепсские и южнокарельские промысловые лесные избушки и землянки, о которых говорилось выше. Вепсская черная изба, дожившая кое-где до 30-х годов текущего столетия, на сходство которой со староладожской избой XVII в. обращал внимание В. И. Равдоникас, является результатом длительного развития, в течение которого постепенно накапливались новые элементы, давшие ряд переходных форм. Этот процесс уже с относительно раннего времени, примерно с XII–XIII вв., был усилен интенсивным русским влиянием, способствовавшим более быстрому совершенствованию вепсского строительства.

Особенности сельского хозяйства вепсов, занимавшихся земледелием и животноводством в сложных климатических условиях Севера с его холодной снежной зимой, коротким летом и дождливой осенью, должны были потребовать создания специализированных хозяйственных построек — снопосушилен, помещений для хранения урожая и содержания домашних животных. Однако и это произошло не сразу. Для иллюстрации может служить хотя бы тот факт, что оятские вепсы часть урожая, например, репы, посеянной на подсеке, до недавнего времени хранили в выкопанных тут же ямах-хранилищах.

Вопрос о том, как и когда совершался у вепсов процесс соединения избы с хозяйственными постройками, решить сейчас окончательно невозможно. Наши письменные и в особенности графические источники, благодаря которым мы имеем возможность проникнуть, насколько это удается, в глубь веков (но не ранее XVII в.), повсюду на сопредельных территориях фиксируют уже слитные комплексы (по крайней мере двухчастные композиции). Однако учет этнографических материалов понуждает все же допустить для более ранних этапов возможность существования у вепсов открытой застройки двора. С одной стороны, однокамерность упоминавшихся выше промысловых избушек вепсов и карел-ливвиков, принятых нами за близкую к исходной форму древней вепсской избы, с другой же стороны, тот факт, что дворы в современных вепсских постройках часто не врублены в стены жилых сооружений, к которым они примыкают, а лишь приставлены к ним, будучи отделены от них более или менее значительным пространством (от нескольких десятков сантиметров до 1.5 и даже 2 м), забираемым обычно досками, — все это позволительно толковать в указанном смысле.