Интересно отметить три момента. Во-первых, углы дворов (рис. 13, 5) с тыльной стороны соединены не срубом, а с помощью приема закладной техники (хорошо видны угловые столбы), что вполне согласуется с материалами курганных раскопок и с некоторыми позднейшими традиционными строительными приемами вепсов, проявляющимися в сооружении ими промысловых построек (например, станов лесорубов или ливвиковских построек типа коды). Во-вторых, высота изб очень небольшая, всего 5–6 венцов, а окна прорублены низко, приблизительно в третьем или четвертом венцах, из чего следует, что пол такой избы должен был несколько углубляться в землю (ср. лесные избушки южных карел и вепсов, которые также на 50–70 см углублялись в землю). В-третьих, на обращенных к зрителю двух сторонах изб рассматриваемого типа отсутствуют входные двери; можно думать, что их нет и на скрытой от нас боковой стороне, так как другие аналогичные постройки, нарисованные в ином ракурсе, также лишены наружных дверей; в то же время крытые дворы имеют ворота. Остается единственное предположение, что вход в эти избы вел через двор, предположение, подкрепляемое еще и тем, что наружный вход в противном случае должен был располагаться с той же стороны избы, что и дворовые ворота. На том же плане имеется еще одна постройка, состоящая из трех частей — избы с двумя окошками (без дверей), двора с воротами и ведущим к ним бревенчатым взъездом и дворовой клетки, возведенной рядом с двором (рис. 13, 4). Вероятнее всего, что и здесь вход в избу вел через двор.
Эти данные напрашиваются на сопоставление с одной особенностью жилых построек олонецких карел-ливвиков, установленной нами экспедиционным путем, — с наличием у них жилых комплексов, в которых отсутствуют сени (рис. 13, 7). Таких домов обнаружено немного, всего несколько десятков, но даже самый факт их существования может пролить дополнительный свет на проблему истории и генезиса традиционного вепсского и карельского жилища. Дворы в этих постройках примыкают вплотную к избам, а вход в избы ведет по взъездам через двор точно так же, как на рисунках плана Тихвинского посада. Подобные дворы, следовательно, представляют собою хозяйственные постройки, функциональное назначение которых еще не дифференцировалось, т. е. одновременно дворы-сени, не развившиеся еще в самостоятельные отдельные срубы. Хотя все дома по дате постройки относятся к концу XIX — началу XX столетия, можно думать (и аналогия с постройками Тихвинского посада укрепляет нас в этой мысли), что связь двора непосредственно с домом является здесь весьма старым пережитком.
Однако и в XVII в. жилые постройки с двухчастной планировкой, выражаемой формулами И — Д или И — ДС, не были, конечно, единственным типом жилого комплекса. Вероятнее всего, в них жили бедняки, не имевшие возможности срубить более добротные дома. В историко-культурном отношении такие жилища могут быть отнесены к более раннему периоду — это вполне допустимый случай ретроспекции, основанной как на факте сравнительной простоты рассмотренного типа жилого комплекса, так и на том соображении, что в жилищах беднейших слоев народа зачастую пережиточно сохраняются весьма архаические черты.
Развитие деревянного зодчества на Севере в XV–XVIII вв. достигло больших успехов. Судя по сохранившимся культовым постройкам (церковь Лазаря Муромского рубежа XIV–XV вв.,[41]
сооружения Ильинского погоста на Водлозере XVIII в., церковь в Мегреге близ Олонца XVI в., церковь в Гимреке севернее Свири XVII в., изумительные ансамбли Кижского погоста и Вытегры XVIII в.[42]), а также учитывая факты проведения таких значительных строительных работ, как сооружение Олонецкой крепости в 1649 г. и восстановление ее после пожара 1668 г., постройка Петровской слободы и завода, Лодейнопольской судостроительной верфи, можно сказать, что местные зодчие и плотники-крестьяне накопили немалый опыт возведения весьма сложных конструкций, а это в свою очередь не могло не сказаться на формировании традиции деревенского строительства. Весьма вероятно, кроме того, что прогресс деревенского домостроительства обусловливался и социальными причинами: сохранением большой семейной общины, некоторым развитием складничества, развитием патронимальных отношений, что в процессе «собирания» построек в единый комплекс неизбежно вело к увеличению объема и числа жилых помещений.