Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры

В собирании и более или менее удачном интерпретировании таких преданий приняли участие С. Максимов, К. К. Случевский, А. В. Елисеев и др., чьи работы ценны, пожалуй, лйшь с фактической стороны. С этой же точки зрения любопытен документ, хранящийся в архиве Московского общества испытателей природы. Здесь, в фонде бывшего Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете, имеется небольшая недатированная (вероятно, относящаяся к 80–90 годам XIX в.) и безымянная рукопись, содержащая обзор преданий о Чуди в пределах Архангельской губернии.

В начале нашего столетия собиранием преданий о Чуди заинтересовался М. Едемский, напечатавший по этому вопросу небольшую заметку. Опубликованная спустя несколько лет статья И. Калинина важна тем, что в ней описаны факты полевых наблюдений автора. Попытку же его решить проблему «этноса» Чуди преданий, предпринятую к тому же на слишком узком материале, нельзя признать удачной. И. Калинин решительно возражал против признания Чуди преданий по происхождению одним народом. Под именем Чуди, он полагал, скрывается несколько «племен», в частности в Онежском уезде Архангельской губернии — карелы, впоследствии якобы продвинувшиеся далее на запад, где и продолжают жить теперь.

В 1927 г. появилась остро и темпераментно написанная статья А. В. Шмидта «О Чуди и ее гибели», в которой автор выступил с резкой полемикой против признания исторической достоверности преданий. Правда, А. В. Шмидт, как может показаться на первый взгляд, говорит лишь о том, что «народа с именем Чудь никогда не существовало на Урале», и это, невидимому, совершенно справедливо, но смысл его аргументации таков, что в сущности вообще ведет к отказу от поисков в преданиях о Чуди всяких элементов, отразивших действительные факты истории, к какому бы району они ни относились. Еще более негативную позицию занял В. Подоров, отрицавший достоверность не только преданий, но и вообще всяких сообщений о Чуди.

Долгое время но вопросу о Чуди не появлялось сколько-нибудь замечательных публикаций. Лишь в, 1947 г. Д. В. Бубрих в очень сжатом виде печатно изложил свою концепцию по этому предмету. Владея лингвистическим материалом, привлекая данные письменных источников, Д. В. Бубрих сумел по-новому подойти к проблеме, приведя новые доказательства в пользу отожествления средневековой Чуди с древцей Весью, найдя в этой Чуди посредствующее звено между древней Весью и современными вепсамп. Правда, Д. В. Бубрих в своих работах не использовал народных преданий, ограничившись лишь указанием на их существование. Тем не менее его меткие и глубокие замечания, как увидим, хорошо согласуются с данными, получаемыми в результате исследования этих преданий. Заметим здесь же, что Д. В. Бубрихом дана интересная этимология слова «Чудь», которое объясняется из древнегерманского языка.

Как видно из нашего краткого историографического обзора, вокруг «чудской проблемы» создалась значительная литература и развернулась довольно острая полемика. Главным пунктом разногласий ученых, обращавшихся к исследованию преданий, стал вопрос об оценке достоверности отражения преданиями исторической действительности. Первоначальное романтически-некритическое восприятие свидетельств преданий о Чуди как вполне истинных (Кастреп) постепенно сменилось чрезмерно осторожным отношением к ним и, наконец, вылилось в глубокий скептицизм (Шмидт, Подоров), долгое время препятствовавший плодотворной работе над фактическим материалом. Только после появления авторитетных высказываний Д. В. Бубриха, подчеркнувшего важность и актуальность изучения этой проблемы, интерес к ней вновь оживился.

Уже прежними исследователями был поставлен ряд вопросов, от верного разрешения которых зависит и правильное понимание всей «чудской проблемы» в целом. Это вопросы о времени возникновения преданий, об их этническом происхождении, географическом распространении и проч. Однако в конечном счете большая часть их сводится к разрешению задачи о соотношении устных преданий, записанных в XIX — первой половине XX в., и тех свидетельств о Чуди, которые донесли до нас письменные источники от более ранних эпох.

Допустимо предположить, что и фольклорная и письменная традиции отразили приблизительно одни и те же исторические реалии, но рассказали о них по-своему, присущими каждой из них изобразительными средствами. Для такого предположения, как увидим, имеются достаточно веские причины. Естественно, наше предположение вовсе не устраняет возможности и даже вероятности того, что в процессе бытования те или иные мотивы и детали сюжетов могли переходить из фольклорных преданий в письменную традицию и обратно. Важно другое: обе категории источников взаимно дополняют друг друга, позволяя выбрать из них наиболее реалистические элементы и, пользуясь ими, попытаться реконструировать отраженную в них историческую действительность.

С общей проблемой достоверности данных преданий о Чуди как исторического источника тесно смыкается и вопрос о качестве фиксации этих преданий.