Вепсы. Очерки культуры и истории

Много поверий было связано с отсохшей пуповиной. Ее чаще всего прятали в щель в матице со словами: «как пуповина в этом месте не колыхнется, так и ребенок не колыхался бы» (т. е. был бы спокойным) или хранили в сундуках вместе с наиболее ценными вещами. Иногда ее держали под подушкой у новорожденного вместе с медвежьим когтем и зернами ячменя. Такой набор предметов считался сильным оберегом от порчи и сглаза. Использовали пуповину и как лечебное средство. У детей с ее помощью лечили грыжу — кипятили в молоке пуповину и этим молоком поили больного ребенка. Пуповина считалась эффективным средством для исцеления бесплодия — кусочки пуповины, подложив незаметно в суп, скармливали бездетным женщинам.

Рождению мальчиков радовались больше, что, видимо, было связано с тем, что прежде на «женскую душу не полагался земельный надел». Но и рождение дочери, особенно первой, не очень огорчало — «своя нянька растет». Беспокойство вызывало рождение близнецов ‘Kaksnikad’ — «откуда два? зачем? это позор», «не к добру это». Считалось, что больше всего неприятностей они могут принести отцу, что их рождение укорачивает ему жизнь. Напротив, рождению ребенка в околоплодной оболочке (рубашке) - ‘paidaine’ - радовались - «счастливым будет». Саму «рубашку» высушивали и хранили. Особенно действенной ее помощь считалась при обращении в суд-«всякий судья решит в твою пользу».

В первые, наиболее опасные дни после родов роженица скрывалась от посторонних глаз под пологом, на печке или за занавеской в избе. При болях в животе пили отвар повилики (kertihiin). Через два-три дня роженице топили баню. Роль бани в родильных обрядах была различной у разных групп вепсов. Наиболее существенной она была у куйско-пондальских вепсов. Здесь наряду с тем, что рожали в хлеву или в подполье, можно было рожать и в бане. В этих местах послед обычно закапывали под тем помещением, где проходили роды. Иногда и после родов роженицу оставляли в бане. Если роды проходили дома, тогда шли сразу же в баню и бабили ребенка в бане.

У прионежских вепсов ребенка в баню носила свекровь, сопровождая роженицу в первую после родов очистительную баню. Она брала с собой кочергу и, помешивая ею в котле, приговаривала: «как кочерга железная, чтобы такое же здоровье было железное». Известен и заговор при первом посещении ребенком бани: «kut песе ktilbeteine siizub neliön jalguu, muga laps kazgha — как эта баня стоит на четырех ногах, так ребенок пусть растет». У остальных вепсов - ленинградских и части вологодских (пяжозерских) - в баню для очищения ходила роженица одна, ребенка в баню не носили -боялись призора.

Не долгим был отдых роженицы — «если свекровь хорошая, неделю побудешь за занавеской». Чаще всего после посещения бани, т. е. на третий или четвертый день, женщина приступала к домашней работе. Через несколько дней, в зависимости от состояния роженицы, к ней приходили женщины деревни, в первую очередь мать, сестры, родственницы. Этот обычай посещения роженицы во всех группах вепсов назывался «pahnad». В прибалтийско-финских языках, как и у вепсов, слово pahn означает соломенную подстилку для домашних животных; логово зверей, гнездо птиц, потомство человека и животных, что дает основание предполагать, что первоначально роженицу посещали там, где происходили роды - в хле ву. Их посещение подтверждало её новый социальный статус и являлось формой поддержки молодой. На «пахны» приходили без приглашения, кому когда удобнее, но нельзя было являться с пустыми руками. Обязательными дарами при посещении были старые домотканые тряпки для пеленок и коврига хлеба. В Прионежье приносили и деньги на «зубок» — ham- bas dengat, это могла быть монета любого достоинства, но не медная. Её не принято было давать в руки, оставляли под подушкой люльки или кроватки ребенка. У ленинградских вепсов был распространен обычай: у приносимой на пеленки мужской рубахи заранее отрезали левый рукав - «чтоб ребенок не левша был». Угощение, выставляемое роженицей, было непритязательным - чай, домашняя выпечка. Несмотря на то, что в первые дни роженицу навещали довольно часто, все же маленького ребенка старались никому не показывать - «Не молодуха же», - неодобрительно высказываясь по этому поводу. Сроки запрета значительно колебались - от шести недель до полугода, года или до тех пор, пока у ребенка не вырастут зубы. Люльку, в которой лежал ребенок, плотно занавешивали. Чужих к ней не подпускали. Считалось неприличным без особой надобности проявлять к ребенку излишнее любопытство. Ребенок становился беспокойным и плаксивым. Призор снимали заговором, их знали многие пожилые знахарки.

Снятие «призора»

Piihä g’umau-sötai, sur’ g’umau-sötai, abuta puhuda puhegid’.

Uhcankiimnen man taga, iihcankiimnen meren taga om must sar’, mustau saruu om must kivi.

Hauktob песо kivi kahtolo, lähtob necis kivispäi must mez’, oma necuu mustau meh’uu bulatnijad nolod.

Ambuskendob, puskeskendob nece must mez’.