Вепсы. Очерки культуры и истории

Свадебная обрядность

Из всех вепсских обрядов внимание дореволюционных отечественных исследователей больше всего привлекла свадьба, очевидно, потому, что часть свадебного обряда вепсами исполнялась по-русски. В конце XIX в. появились две статьи анонимного автора о свадебных обрядах у средних вепсов (в Винницах и Немже) с включением причитаний и свадебных песен на русском языке. Самое полное и выразительное описание свадебного обряда того времени представлено в очерке «Чухарская свадьба» А. И. Колмогорова по материалам южных вепсов. Сообщается, что ученый был не только наблюдателем свадебного ритуала: в 1916 г. он исполнял роль дружки на вепсской свадьбе. Его очерк использован во многих последующих работах по свадебной обрядности и даже в сценической постановке свадьбы на вепсском празднике «Древо жизни».

Исследователи полагают, что традиционный свадебный ритуал вошёл в православную крестьянскую среду не ранее XVII в. из быта высших сословий - бояр и князей. В русской свадьбе жених и невеста назывались князем и княгиней, свадебная трапеза - княжеским пиром, близкая родня - большими боярами, родня дальняя - меньшими боярами и т. д. Окончательное оформление свадебного ритуала связывают с введением обязательного церковного венчания. Сам термин «играть свадьбу», буквально переведеный на вепсский - sai vätä, говорит о его привнесенном характере в крестьянскую среду. Ранее, как сообщается в источниках, простой народ считал венчание принадлежностью браков князей и бояр и долго придерживался языческих обычаев умыкания и купли невест.

Православные неславянские народы также восприняли одобряемые церковью свадебные церемонии, включая даже названия основных действующих лиц и действий обряда, диалогов между ними, свадебных песен на русском языке. Скорее всего, это и явилось тем «внешним русским фоном», который объединял русский и вепсский свадебный ритуалы. Понятным становится и сообщение А. И. Колмогорова, что «хотя чухари, особенно женщины, плохо говорят по-русски, при свадебных обрядах пользуются исключительно русским языком, по-русски причитывают, по-русски произносят благословения. И только там, где в ритуал можно вносить своё, личное, индивидуальное, слышится иногда чухарская речь». Использование в ритуальных целях русского языка на свадьбе, очевидно, способствовало закреплению определенного канона, поскольку импровизировать на чужом языке сложнее. А. Колмогоров даже отмечает: «Тут ни один шаг нельзя сделать просто. Все, начиная с костюма, полно глубокого значения».

В то же время установление музыковедами полного соответствия напевов свадебных и похоронных причитаний вепсов и южных карелов типовому напеву заонежских и пудожских былин, известному прежде всего по былинам Рябининых, говорит об очень давнем и глубоком культурном взаимодействии между местным населением Обонежья и накрывшей его славянской волной. Тем более что такая ситуация не была общей для вепсов всех регионов, свадебную причеть по-вепсски удавалось записывать еще в 1980-е гг. Обычно на русском языке пели только определенные свадебные песни, в то время как причитания исполнялись на двух языках - вепсском и русском. З.П. Малиновская утверждала, что «все сказки, свадебные и похоронные причеты, заговоры, значительная часть загадок и пословиц, все это выполняется на чудском языке». Как уже говорилось, недавно вышел сборник вепсских причитаний.

У вепсов имелось свое название свадьбы - «sai», хотя наиболее распространённым являлось производное от русского «svadib» и её основных действующих лиц - «svadiblänad», «svadidrahvaz. Вепсское название жениха «oluh» сохранилось только у вологодских вепсов, в основном его называли по-русски «жених», а всех сватов называли женихами. Слово «девушка» по-вепсски - «niizne» - могло означать и невесту, но чаще использовалось русское «nevest». У В.Н. Майнова приведено название невесты у белозерских вепсов - «пахайне тюттар», которое он переводит как «маленькая дочь», хотя на вепсском это означает злая дочь. Такое, необычное на первый взгляд название невестки объясняется, видимо, тем, что во многих традиционных сообществах невестка как представительница чужого рода представлялась как опасное существо для семьи мужа. Судя по причитаниям, и семья мужа для неё «чужа рать».