— Цех пусть хоть взорвется, а вы извольте идти в библиотеку! — Помолчал, рассчитывая услышать возражения, — не дождался и жестковато добавил: — Если без вас цех не может остаться хотя бы два часа, то я бы не назвал это образцом руководства.
…— Понимаешь, — говорил Олег Иванович жене Надежде, — чертовски трудно вырваться из плена старых привычек. А так хочется рвануть вперед, чтоб штаны трещали на ходу!
— А кто будет чинить? — откликнулась Надежда, оборачиваясь на ходу и пристально глядя на мужа.
— Нет, Надя, я всерьез.
— Понимаю, — медленно и как-то раздумчиво отозвалась жена, — только знаешь, про тебя на заводе разное болтают. Говорят, приехал тут, все ему надо по-своему… Честолюбец какой-то…
— Чепуха! — резко бросил Олег Иванович, — болтают те, кто не смотрит дальше ведомости на зарплату. Умные сами разберутся.
— Ну-ну, кипяток, — Надежда укоризненно покачала головой, сбавила шаг.
— А что, неправда скажешь, — продолжал Олег Иванович, — чуть человек начнет по-своему что-то делать, к нему раз — ярлык. Если хочешь, да — я честолюбец.
— Не наговаривай на себя.
— Нет, буду! — переходя на шутливые ноты, но с вызовом, точно он адресовал это не жене, а кому-то другому, говорил Олег Иванович, — только не в том понимании честолюбец, как некоторые считают. Мне нравится, когда я вижу сделанное, завершенное. Ведь не барабан же я! Ты вон пол вымоешь и то тебе нравится — ты довольна чистотой в доме. А разве я не могу гордится своим «вымытым полом»?
Они медленно поднимались по лесной тропинке на взгорье. Стояло свежее и тихое майское утро. Сквозь узорные прогалины между верхушками деревьев виднелось ослепительной синевы небо. Изредка в лесные «окна» заглядывали дымчатые с сизыми размывами по краям облака. Кругом разливалась тишина, настоянная на крепком лесном разнотравье и духовитой хвое.
— Давай присядем, — предложила Надежда, не проронившая ни слова во время внезапной вспышки мужа.
Они отыскали плоский, прогретый на солнце валун, сбросили на него рюкзаки. До горы Таганай, куда они направлялись, еще далеко, а спешить им в общем-то некуда в воскресный день.
Олег Иванович посмотрел вниз. Город раскинулся вольно, богатырски разбросив улицы по долинам и сопкам. На железных крышах домов, уменьшенных расстоянием, сверкало, разбрызгивая серебряные лезвия, яркое солнце. А вдалеке, закрывая строения, поднимались вверх волны желтого дыма. Под лучами солнца они казались тяжелыми, чуждыми голубому небу и всему весеннему цветению природы.
Олег Иванович взглянул на жену: о чем думает она? Наверное, просто отдыхает. А ему все кажется, что заводской дым над городом неестественен, что скоро настанет время, когда и на металлургический завод рабочие будут приходить не в замасленных, отполированных сажей и маслом спецовках, а просто в костюме, при галстуке.
Будущее. Каждый рисует его по-своему. Для Олега Ивановича оно началось уже сегодня. На заводе закладываются первые камни для этого: в электросталеплавильном цехе создается вакуумное отделение. Оттуда пойдет шагать вперед новая культура производства. На завод недавно приезжали сотрудники института имени Патона. Шел разговор о строительстве установки электрошлакового переплава. Она будет давать чистейшую, как слеза, и самую надежную сталь. Ради завтрашнего дня стоит работать, вспоминая об отдыхе только тогда, когда жена начинает ревновать к заводу…
СВЕТ И ТЕНИ
Все то, что резало глаз в первые дни, на какое-то время заслонило от Тищенко главное. Он будто бы позабыл о тех, кто и до него варил сталь редких марок, кто так же, как и он, обрек себя на «сладкую каторгу» поисков и дерзких находок. С ним случилось примерно то, что бывает с человеком, когда он выходит из темного помещения на яркий свет и на миг утрачивает зрение: окружающее сливается в оплошное пятно. Потом к нему само собой возвращается видение мира таким, каким он есть.
Разговор с начальником технического отдела Владимиром Дмитриевичем Ощепковым для главного инженера оказался неожиданным. Попыхивая дымком, Владимир Дмитриевич бережно стряхивал пепел в мраморную, в нервных прожилинах пепельницу и, так же бережно отсеивая слова, говорил:
— Идем голова в голову с другими заводами. А могли бы пошире шагать. Вспомните, Олег Иванович, ведь первую-то советскую сталь для шарикоподшипников дали мы вот в этих цехах, — Ощепков сдержанным жестом показал за окно и, точно припоминая что-то очень дорогое и давнее, совсем тихо, вместе с затяжкой дыма выдохнул: — еще в тридцатом году…
На полных губах главного инженера заиграла улыбка:
— Извините, как-то не запомнилось. Наверное, потому, что тогда мне было всего четыре года от роду.
Улыбнулся и Ощепков: понравилась откровенность главного. Почувствовал себя словно раскованным, неожиданно увлекаясь, заговорил о прошлом:
— А для меня, извините, это была целая эпопея. Я ведь тогда был начальником первой электропечи в Златоусте.
Ощепков откинулся на спинку стула, посветлел лицом, молодо заблестели выцветшие строгие глаза.