Верь мне

Она разворачивается. Поднимается на пару ступеней вверх. Я смотрю на ее виляющую круглую задницу и, конечно же, снова щипаю. Когда пищит и пошатывается, обхватываю обеими руками вокруг талии. Раздвигаю собственные ноги шире и, вдавливая их для устойчивости в металл лестницы, крепко прижимаю Соню к себе. Скольжу руками по ее животу. Под грудь забираюсь. Приподнимая ее, пялюсь, как сасные полушария выпирают из декольте.

– Мы так не доберемся и до первого уровня… – шелестит Солнышко и сама об меня трется.

Прикрывая веки, покрываю поцелуями ее шею.

– Доберемся. Куда надо, туда и доберемся.

И мы реально справляемся. Семьсот четыре ступени, и мы таки оказываемся на втором этаже Эйфелевой башни. Дальше лестницы просто нет, но нам и не надо выше. Едва успев отдышаться, Соня принимается танцевать на смотровой площадке. Я достаю телефон, чтобы запечатлеть момент.

– Ты фотографируешь? – спрашивает, не переставая кайфовать.

– Снимаю видео.

– Я так счастлива! – выкрикивает она, вскидывая вверх руки.

А я счастлив слышать ее голос, ее смех… Каждый звук, который она издает. Счастлив видеть ее улыбку, ее восторг… Всю ее и Париж ее же глазами. Я, мать вашу, просто безгранично счастлив.

Соня Богданова заставляет искриться каждое нервное окончание во мне.

Она центр моей вселенной. Она живая энергия. Она топливо и движущая сила.

Весь остальной мир пуст без нее. Весь остальной мир неправилен. Весь остальной мир на хрен не нужен.

– Иди сюда, Саш… – манит руками, я это тоже снимаю. – Сфотографируемся вместе, постоим…

Отвожу телефон, чтобы захватить все необходимое, и обнимаю Соню за талию. Попадая в кадр, улыбаемся и слегка щуримся.

– Какой здесь вид… – выдает Солнышко, едва дыша от восхищения. – Почти триста метров над землей… Ву-а-ах… Ты себе это представляешь?

Я делаю несколько снимков. Сониных, конечно. Не города. На хрен он мне нужен… Но в какой-то момент все же замираю и смотрю на раскинувшуюся под нами столицу. Внутренний мудила хочет заметить, что разглядывать тут нечего. Мол, у них даже моря нет. Но… Я все же обрываю себя. Смотрю на Париж, смотрю на Соню, и снова на Париж, и снова на Соню… Вставляет. Пробирает. Кто-то еще врубает рядом что-то из местного «ляфлера», Солнышко тут же начинает покачиваться, и я окончательно ведусь на эту атмосферу.

После башни мы посещаем очередное кафе, чтобы пообедать там, нафоткаться и нацеловаться. А потом Богданова говорит, что хотела бы увидеть предместье Парижа, и я решаю, что пора брать тачку.

– Ты разодетый, конечно… Хоть на свадьбу… – комментирует Соня, когда уже в машину садиться собираемся.

Я смотрю в замешательстве.

– Че?

Прицел в стекло – рубашка, брюки, ремень, часы, браслеты. Прицел в зеркало заднего вида – очки, серьга, златая цепь.

– Да ниче, – вздыхает, плюхнувшись на пассажирское сиденье, Солнышко. – Все как обычно, в принципе… Просто представила тебя сейчас во французской деревне и вспомнила, как мы в нашей одесской тусили…

Договорить не может. Покачиваясь, хохочет.

– И что смешного? – бубню я. – Классно оторвались же.

– Ага… Особенно когда подрались с местными.

– Ну, и нормалек, – тоже ухмыляюсь. – Мы были крутой командой.

– Были, – соглашается Соня, накрывая мою руку на рычаге коробки передач своей ладошкой. – А сейчас? ­– шепчет практически бездыханно. – Сейчас мы команда?

Сжимаю ее пальцы.

– Конечно, – сиплю я. – Это навсегда.

– Тужур.

– Что?

– Ничего… Но в деревню мы все-таки не поедем. Я слышала, во Франции уровень преступности бомбический.

– Кхм… Ну а куда поедем?

– Тут неподалеку есть замок…

И попадем мы на свадьбу. Вот вам и поговорили!

Оставляем машину на паркинге. Еще на подходе к самому замку десять тысяч шагов набиваем. Раскатываем территорию вдоль и поперек. Соня то и дело ахает и охает над «красотой». А потом пересекаем мост и у дворца натыкаемся на ту самую свадьбу.

– О, Боже… – сложив перед собой ладони, вздыхает уже над молодоженами. – Сань… Это потрясающе! Кино! Сказка! Волшебство!

И мы остаемся там стоять. Ситуация повторяется – Солнышко смотрит на торжество, а я – на нее.

– Ты бы хотела такую же? – не могу не прохрипеть вопрос, который раздувается непосильной ношей в груди.

– Что «такую же»? – делает вид, что не понимает.

Но я же вижу, что все поняла.

– Такую же свадьбу, – повторяю не самым терпеливым тоном.

– При чем тут это? – пыхтит, выдавая себя с головой. – Я, может, вообще замуж не собираюсь… Никогда.

– Да? – поддаю я мрачновато, поймав окончание последнего слова.

Пизда.

– Да. Решила так.

Баклажанит тут же. Красное платье теряется.

– Давно решила?

– Вчера.

Я провожу рукой по лицу. До кучи еще какой-то Мулен-Руж по мимике выдаю. Сую ладони в карманы брюк. На шаг отступаю.

– Ум-м, – выдаю я, выворачивая нижнюю губу и кивая, типа это реально звучит внушительно.

Только Солнышко не отступает.

– Ум-м, – мычит мне в тон.

Передергивая плечами, складывает руки на груди.

– Хреновый у тебя план, малыш, – сообщаю почти ровно, только хрипоты в голосе – тонны.

– Почему это?

– Провалится.

– В смысле?