— Я заставляю тебя нервничать?
— Не специально. Я просто чувствую себя неуютно со взрослыми. С детьми я словно супер-стар, но со взрослыми все намного сложнее.
— Отсюда и шутки типа «тук-тук».
— Верно.
— Мы можем поговорить о ФБР-фетише, — предлагаю я, представляя Хлою в обнаженных ролевых играх и гадая, сколько времени понадобится, чтобы воплотить эту идею в жизнь.
— У меня нет фетиша! — восклицает она, затем смолкает, а спустя секунду говорит: — Что Эверли тебе наговорила?
— Ничего, — отвечаю я, смеясь и пытаясь впервые в жизни вспомнить слова, что на самом деле слетели с уст Эверли. Каждый раз, как видел эту девушку, она болтала что-то крайне неуместное. Я привык к ее сумасшедшей заднице. — Эверли была твоей соседкой в университете?
— И моей лучшей подругой с детства. Я знаю ее вечность.
— Это, должно быть, было интересно, — говорю, слегка саркастично.
Она смеется.
— Знаю, она немного безумна, но Эверли замечательный друг. Лучший.
— Она кажется тем типом друзей, которые утягивают тебя на дно.
— Нет. — Хлоя смеется или даже скорее хихикает, и мне становится интересно, о чем она думает.
— Никаких тайных побегов из дома? — давлю я. — Несовершеннолетних попоек? Прокрадываний в дом к парням?
— Может, немного, — признается она. — Но честно, я, вероятно, не делала бы ничего, кроме чтения и учебы, не будь рядом Эверли, так что ее плохое влияние для меня было скорее хорошим.
— Раз ты так говоришь.
— Твоей сестре она тоже нравится! — протестует она.
— Не напоминай.
— А что насчет тебя? — спрашивает она, дотягиваясь до сумочки и доставая клубничный бальзам для губ. Хлоя открывает колпачок и проводит блеском по губам, тогда как я моментально начинаю думать, как ее покрытые этим блеском губы оборачиваются вокруг моего члена. — Тебя часто утягивало на дно?
— Что?
— Часто ли тебя утягивал кто-то на дно? В детстве? — повторяет она, так что я отрываюсь от фантазий о ее губах на моем члене и сосредотачиваюсь.
— Нет, не очень. С девятого класса я ходил в школу-интернат, так что у меня не было дома. Иногда нас закрывали по комнатам… — я бросаю на нее взгляд, — и предполагаю, это был своего рода домашний арест.
— Правда? — Ее глаза округляются от удивления. — Твои родители отослали тебя в школу интернат?
— Нет, они меня не отправляли. Я попросил о том, чтобы уехать.
— Почему?
— Ну, знаешь, мой отец был сенатором, — говорю, глядя на нее. — Постоянно нужно было присутствовать на различных политических сборах средств или ралли. Я ненавидел это. Так что школа-интернат стала эффективным вариантом для родителей сохранить лицо и не объясняться, почему я не улыбаюсь и не пожимаю руки всем гостям.
— О. — Она смолкает. — Хотя это немного грустно.
Я бросаю взгляд в ее сторону, затем опять на дорогу. Правда?
— Я был счастлив в школе-интернате. Забота о ребенка не была свойственна моим родителям. Думаю, мой отъезд стал облегчением для всех нас.
Она заинтересовано кивает.
— К тому же моя школа была гораздо ближе к бабушке и дедушке в Нью-Гемпшире, так что я проводил у них иногда выходные и каникулы. И это мне нравилось.
Девушка снова кивает и какое-то время молчит.
— Так как я справляюсь? — спрашивает она, и я не уверен, о чем Хлоя говорит.
— Что ты имеешь в виду?
— Практику. Мы же этим занимаемся? Практикуем мои навыки общения, чтобы я не смущала тебя перед твоими друзьями и семьей на следующих выходных?
О, верно.
— Я в тебя верю. Это тебе нужно поверить в себя, — говорю ей.
— Ладно, — отвечает она тихо.
— К тому же ты не можешь меня смутить.
— Не могу?
— Не-а, это невозможно.
Я вижу, как она смотрит на меня, размышляя об этом.
— Ты близка со своими родителями? — спрашиваю, желая перевести разговор на тему, которая бы ее не нагружала размышлениями.
— Нет. — Она качает головой. — Нет, не очень. Они развелись, когда я была младше. Отец переехал в Нью-Йорк, и я не видела его слишком часто после этого. — Она смотрит на меня, затем опять в окно. — Видимо, два часа езды оказались слишком длинным расстоянием, потому что он часто отменял наши встречи. Тем временем мама занимала себя, как только могла, пытаясь найти ему замену. Думаю, я просто мешалась под ногами, понимаешь? — Она не ждет ответа. — Мама всегда встречалась с тем или другим мужчиной, а затем рыдала, когда они расставались. Я чувствовала себя хреново, но не могла на самом деле ей помочь.
— Потому что ты была ребенком, Хлоя, не твоей заботой было помогать ей.
— Думаю так. — Она отпускает ноги и опускает ступни на пол, затем перекрещивает их. — Но у меня была Эверли, так что все в порядке. Она всегда брала меня с собой. Я даже ездила на несколько каникул с ее семьей.
Думаю, Эверли не общественная угроза, хотя, мне даже мысленно больно это признавать.
— И несмотря на то, что она часто сильно давила на окружающих, — продолжает Хлоя, — Эверли была хорошим ребенком. Мы и правда не попадали в слишком много передряг. Она, конечно, втягивала нас во все это. Эверли, вроде как, вовлекала меня в свои приключения, но как я уже говорила, для меня это было к лучшему, иначе я бы оставалась в своей зоне комфорта навсегда, знаешь ли?