Зекери насторожился, что-то здесь неладно. Язвительная Вуди, по-видимому, подшучивала над молодым офицером. У Тома Райдера был контракт с отелем, по которому отель был обязан кормить его, Ив Келси и восьмерых волонтеров. Десять персон, ни больше ни меньше. А Вуди отдала полицейскому прибор Элисон. Зекери взглянул на окно. Ставни были плотно закрыты. Оказывается, Вуди сигнализировала ему, что Элисон не спустится к завтраку.
Зекери автоматически резал и глотал яичницу, передал блюдо капитану, посмотрел, как тот налил себе вторую чашку кофе, добавил ему в кофе молока и положил побольше сахара. Что она сейчас делала? Почему не спустилась к завтраку? Почему из ее окна не доносилось никаких звуков? Может быть, Адам проснулся, и Элисон не может отойти от него? Неужели она слышала заявление капитана о том, что он собирается отдать ребенка под опеку? Зекери заставил себя улыбнуться Вуди через стол и спросил ее весело:
— А вы с Элисон не собирались сегодня утром немного прогуляться?
— Нет, мы, конечно, рано проснулись, но не настолько рано, — ответила она любезным тоном.
— А что, хотелось выспаться?
— Да, я считаю, нам осталось всего два дня пребывания здесь, а потом мы должны уехать…
Она слегка сделала ударение на слове «уехать». О черт! Он, конечно, не мог представить всего разговора, но Вуди дала ему понять, что Элисон собралась уехать. Значит, она знала о намерении капитана забрать ребенка под опеку.
Его мозг бешено работал, чтобы просчитать все варианты. Ее побег был вдвойне опасен. Официально ей еще не предъявляли требования отдать ребенка, и поэтому ее поступок выглядел, как признание своей вины. Проклятье! И где она собиралась спрятаться, чтобы власти не нашли ее? И как она убежала? Не вызывала же она такси! Белая женщина в латиноамериканской стране, да еще такая красивая, не может исчезнуть бесследно.
Может быть, ему следовало бы попробовать остановить ее, заставив выслушать свои доводы? А какие, собственно, доводы? Отдать Томасону ребенка в опеку и ждать, пока старец вернется из своего путешествия, которое может продлиться несколько недель, а то и месяцев? И потом, можно ли быть уверенным, что Жорже Каюм не нарушит своего слова и подтвердит их показания? Можно ли верить Белизским властям, которые вроде бы согласны удовлетвориться честным словом старого гватемальского индейца, живущего в грязной хижине, черт знает в какой глуши, и который будто бы имеет право и власть отдать американской женщине осиротевшего ребенка?
Нет, это не доводы для нее, а, по правде говоря, и для него тоже. Опасно вмешиваться в ее жизнь и решения. Если она потеряет ребенка, она обвинит в этом его, Зекери, но если он поможет ей скрыться, он станет соучастником. И где здесь можно спрятаться? Он опять подумал о тщетности ее поступка. У нее нет возможности бежать из Белиза с ребенком на руках, она не сможет выбраться отсюда. И наверняка она знает об этом.
Он заставил себя успокоиться. У него что-то разыгралось воображение. Скорее всего она сейчас нянчится с Адамом. Зекери взглянул на Вуди, которая пристально наблюдала за ним.
Во двор спустилась Ив Келси с вызывающим выражением лица. Она присоединилась к завтракающим, усевшись рядом с Зекери Кроссом. Капитан Томасон допил кофе.
— А теперь я хотел бы увидеть мисс Элисон Шрив, — сказал он вежливо.
Вуди смиренно опустила глаза и закусила губу с озабоченным видом.
Ив быстро обшарила взглядом все столики, пробежалась по лицам.
— Где она? — спросила Ив, глядя поочередно на Зекери и Вуди. — Спит в номере?
На ее вопрос последовало тяжелое молчание. Томасон поспешно встал, за ним Зекери. В это время во двор вбежал мертвенно-бледный Том Райдер, который, казалось, лишился дара речи от охватившего его волнения.
— Прошу всех оставаться на своих местах, — обратился он, наконец, к группе, стараясь сохранить самообладание.
— Капитан Томасон, — он схватил полицейского за руку. — Мне необходимо срочно переговорить с вами. И с вами, Кросс, тоже.
Группа потрясенно молчала, видя всегда невозмутимого Тома Райдера в таком расстройстве. Случилось что-то серьезное. За столом началось тихое шушуканье и взволнованное перешептыванье.
Через несколько секунд в тесном помещении бывшего склада, переоборудованного теперь в полевую лабораторию, Райдер, пытаясь сохранить остатки хладнокровия, показал им коробку из твердого картона, обшитую холстом. Она была пуста.
— Окарина, — с дрожью в голосе произнес профессор, не в силах больше сдерживаться, — она бесценна, она была здесь еще несколько минут назад, а сейчас ее нет, она исчезла. Я не верю своим глазам!
Его боль была осязаемой.
— Кто бы ни взял ее, он не мог уйти далеко. Она была здесь еще десять минут назад, я клянусь вам. Я помыл ее вчера вечером и оставил на ночь сушиться в своем номере. Никто об этом не знал. Ни одна живая душа!
Зекери видел, как профессор, говоря все это, суетливо двигался по комнате между рабочими столами, безуспешно разыскивая окарину, пытаясь убедить самого себя, что он просто просмотрел ее из-за собственной рассеянности и охватившего его смятения.