Тетя тычет в лицо паспортами, Федор бегает вокруг с чемоданами, отец молча бурит меня взглядом.
Макс с Новик тоже у нас, оказывается, в алкогольном забытьи я просрал полдня, и уже пора уезжать в аэропорт.
Еле успеваю привести себя в порядок.
— Как Пётр? — ловлю взбудораженный взгляд Макса.
Он сидит со мной в комнате, пока я бездумно швыряю в ручную кладь всякую рандомную хрень.
— После операции перевели в обычную палату, он уже очнулся, но пока еще был под действием наркоза, так что соображал мало. Врачи говорят, что все прошло хорошо, — говорит с надеждой. — Вечером в часы посещения пойдем к нему с мамой, поговорим с ним впервые за долгое время, что он был в реанимации.
Несколько секунд смотрим друг другу в глаза, продолжая диалог без слов. О том, сколько всего пережили и переоценили.
Молча делаю шаг и крепко обнимаю кудрявого, сжимая до хруста. Он делает то же самое.
— Спасибо тебе, бро, — говорит еле слышно.
— Это тебе спасибо за то, что ты мой бро, несмотря ни на что.
— Как я без тебя, отмороженный? — Макс хлопает меня по спине.
— У меня есть ощущение, что скучать тебе не дадут, — намекаю на их неразлей-контакт с Аней.
— Ты, получается, и батю моего спас и Аню мою, а теперь валишь, — ухмыляется не без грусти.
— Переквалифицировался в супергероя.
— Ну, летать и выживать во взрывах ты точно умеешь, — ухмыляется.
— Бля, и не говори, — ржу.
— Виолетте не пробовал звонить? — Макс с ноги сбивает градус веселья.
— Пальцы об экран в кровь стёр, но ей срать на меня. Так что мне делать здесь больше нечего, — возвращаюсь к сбору вещей и кидаю их с еще большим остервенением.
— А говорил, больше не бежишь….
— Тут факты новые нарисовались. Во-первых, моей причине номер один по имени Виолетта я нахрен не нужен. Во-вторых, Макс, ты ща охуеешь, бро! Я не сын своего отца, — стараясь говорить ровно.
— Стоп, чтоооо? Ты же говорил, что это лишь подозрения отца, и там все чисто.
— Оказалось, Альберт Карлович был прав, я не его отпрысок, а следствие курортного романа, — из меня вырывается нервный смешок.
— Охренеть….
— А в-третьих, вот! — протягиваю ему бумаги мамы.
— Я ни слова не понимаю по-немецки, что это?
— Это — дом в Германии, который мама когда-то мне завещала.
— Ебануться! Вот это я отлучился на пару дней, — Шелест смотрит не моргая. — То есть ты прям навсегда???
— А ты думал на каникулы?
— Уверен, что перебесишься полгодика и вернешься, Вил. Твой дом давно здесь. И потом, ты эмиграцию с туризмом не путай, отдыхать всегда круто, а ты жить попробуй. Ты все-таки здесь вырос. — Не гони. Сюда я возвращаться не планирую больше, разве что на твою свадьбу, долбан, — пихаю его в плечо.
— А на вашу свадьбу вернуться не хочешь?
Он, блять, издевается, да? По живому режет!
Глава 50.1 Вильгельм
На этом провокационном вопросе наш разговор прекратила влетевшая истребителем в комнату тетя Миля, и потащила меня на выход.
— Ты мне поездку не саботируй! — ворчит на меня, — Если мы в аэропорт не успеем, то пешком пойдешь!
Спускаюсь по лестнице и ловлю себя на мысли, что теперь понимаю, почему тетя так торопит меня переехать. Она всегда знала про дом.
Отбытие получается сумбурным. Снаружи на прощание фотографирую глазами дом, по которому вряд ли буду скучать.
Обнимаю Макса и Аню, жму руку Федору.
Кудрявый эмпат оттесняет всех подальше от крыльца, давая мне шанс спокойно попрощаться с отцом, который все это время только наблюдал за происходящим с крыльца, выкуривая одну сигарету за другой.
— Я тачку твою вчера в парке оставил, попросил Федора пригнать вечером, — не знаю, с чего начать разговор.
— Ясно.
Мы оба молчим. Меня разрывает напополам: сказать ему, что я тоже в курсе, что мы не родня? Или же продолжать делать вид, что я убежден, что я его сын?
Воздух становится тяжелым и вязким, несмотря на сыплющийся снег. Стряхиваю его с волос и плеч, ожидая непонятно чего.
— Спасибо, что ребят моих отмазал, и что мне не пришлось много по судам таскаться, — решаю закончить наше общение хоть на какой-то позитивной ноте.
— А твоя несносная подруга тебя не провожает? — выдыхает с дымом отец.
Почему несносная? Что успело произойти, пока я был в отключке?
Загораюсь лампочкой, но сразу же растаптываю это неуместное любопытство.
Похуй, что там было. Точно должно стать похуй, когда самолет оторвется от земли.
— Ладно, мы опаздываем, — игнорирую вопрос.
Обниматься было бы смешно, слишком запутанно все между нами, и распутывать это тянувшееся десятилетиями дерьмо у меня нет ни сил ни желания.
Поэтому просто пожимаю бате руку.
Вырастил чужого ребенка как мог, и на том спасибо.
— Вилли, — глухо говорит отец, когда я направляюсь в сторону машины.
— Да? — оборачиваюсь.
— Я всегда любил твою маму. Пусть тебе так и не кажется.
Я знаю, пап, знаю. Теперь-то точно знаю. Любил так, что отпустить ее не смог. Но и ошибки ее до конца простить ей не смог. Так и прожили как попало, пока она не ушла на тот свет.
Если любишь — отпусти, иногда так лучше.
На этой мысли нутро подозрительно скручивает.
Если любишь — отпусти, иногда так лучше…
Если любишь — отпусти, иногда так лучше…