Верь только мне (СИ)

— Согрелась? — спрашиваю, чтобы как-то разбавить повисшую в салоне тишину.

— Да, благодарю.

— Музыку включить? А то уснешь сейчас, — говорю по-доброму, вдруг она меня боится.

— Можно, — пожимает плечами.

Тапаю на экран, пролистываю плейлисты и выбираю свой любимый.

— Это на немецком, что ли? — наконец-то подает признаки жизни моя пассажирка.

— Не нравится? — тянусь переключить.

— Оставь, просто спросила, — хочет машинальным жестом оградить экран, и случайно касается моей руки, одергивая ее как от огня. — Не слышала немецкой музыки особо.

— Ну, то есть подпевать не будешь? — предлагаю.

— Нет!

— Давай со мной: an deiner Seite will ich bleiben, geh durch Feuer und alle Zweifel*, — подвываю треку.

— Ничего непонятно, но звучит сопливо, — морщит свой маленький нос.

Пытается держать оборону, но я все же улавливаю улыбку в голосе.

— Любишь пожестче? — выдаю прежде, чем осознаю, как это звучит.

Блять, я такими репризами всех Оленят в ее голове распугаю.

— Музыку пожестче, имею в виду— решаю уточнить.

— И музыку тоже, — бросает будничным тоном.

Любит она пожестче. Умолкаю, потому что картинки категории восемнадцать плюс в моей голове уже не остановить. Там уже целый фильм с ней в главной роли. Браззерс отдыхают.

— Прекрати это думать сейчас же! — командует Виолетта, видя мою блаженную полуулыбку самому себе.

— Я просто слежу за дорогой, — отвечаю.

И представляю тебя голой.

— Мы как-то медленно едем, — Виолетта совсем оживает.

Выпрямляется в кресле, откидывая волосы от лица.

— Это Вы, Виолетта Александровна, летаете сто там, где знаки шестьдесят установлены, а мы едем как законопослушные граждане.

— Ты поэтому на учебу не ходишь: вовремя доехать не успеваешь? — интересуется «очень завуалировано».

— Скучаешь без меня?

Виолетта закатывает глаза.

Я, оказывается, нихрена не умею вести диалог с девушкой. Адекватный диалог с адекватной девушкой. Мы вдвоем, ночь, атмосфера, а я порчу все каждой новой фразой.

— Нужно было срочные дела с работой решить. Как бы я не выё…выделывался, но часть процессов в компании не идет без моего участия, — поясняю. — Слишком много работы просто, я скоро вернусь на пары.

Мне самому эти два дня дались пиздец тяжело. Тяжело с отцом. С решениями. И без нее.

Не выдержал в понедельник, и между совещаниями прилетел в универ, чтобы увидеть Виолетту хоть на минутку. Но всю перемену ее где-то носило, и мы едва взглядами встретились.

— Решил оставить все, как есть? — спрашивает деликатно.

Переживает за меня?

— Нет, — крепче сжимаю руль, — Как прежде уже не будет, просто некоторые действия требуют хорошей подготовки.

— Расскажешь?

— Это долгая история….

— Ну, судя по скорости, нам времени на три таких хватит, — подначивает меня.

И да, я еду медленнее, чем обычно, и заведомо дважды свернул не туда, чтобы дорога длилась дольше.

— Что ты хочешь знать? — поворачиваюсь к ней.

В темноте у нее поблескивают глаза и губы. Красиво.

— Из-за чего у вас не ладятся отношения? — моя тактичная Виолетта бьет всегда сразу в самое сердце.

Пару секунд собираюсь с мыслями, думая, стоит ли делиться с ней этим.

— Прости, я, наверное, слишком личное спросила, — Олененок начинает суетиться и запинаться. — Не отвечай, если не хочешь.

— Он всегда был уверен, что я не его сын, — решаюсь рассказать ей. — И сейчас уверен.

— П-п-почему? — она подскакивает на месте.

— По его мнению, что-то там не совпадало в сроках маминой беременности. А еще он вечно как параноик подозревал ее в неверности. Мама была сильно младше, и ему казалось, что….

— Я поняла.

— И еще, ну, типа, я родится не похожим на него….

— Что за ерунда? Младенцы вообще похожи на лежачий кабачок! Почему он с его деньгами не сделал ДНК-тест? — искренне возмущается.

— Сделал. Но не в раннем детстве, тогда наша семья жила обычно. Он отвел меня на тест гораздо позже, когда мы переехали сюда, и дела пошли более менее в гору.

— Сколько тебе было?

— Тринадцать, наверное…. И это было унизительно. Я молился, чтобы оказаться не его сыном, честно. Тогда бы мой детский мозг хоть как-то смог бы оправдать его ненависть ко мне.

— И что тест? — Виолетта не дышит.

— Его я сын, — говорю нехотя. — Но растил он меня как чужой придаток.

Говорю, и чувствую досаду от отторжения, которые я всю жизнь видел от отца. Виолетта молчит, но внимательно смотрит, развернувшись ко мне всем телом.

— Если будучи ребенком я пытался быть идеальным сыном, чтобы меня наконец признали и полюбили, то, повзрослев, я начал привлекать внимание иным способом. Не очень хорошими, как ты понимаешь.

— Тот факт, что ты его родной ребенок ничего не исправил?

— Сделал только хуже, наверное, — бросаю быстрый взгляд на загруженную Виолетту.

Она обдумывает мои слова и выдает: —К прежней ненависти примешалось его чувство вины?

— Именно! И поэтому он решил, что тест фальсифицирован…. Что мама заплатила кому-то.

— Жесть.

— Ему было легче считать, что он благородно пригрел маленького ублюдка, и гнобить всю жизнь маму, пока она не слегла, чем поверить в сранный тест, и в собственную неправоту.

— Почему мама не ушла? — тихо спрашивает Олененок.