— Время было другое, Виолетик. Тем более мы переехали не пойми куда. Я слишком неосознанным еще был, чтобы задавать ей такие вопросы.… Мама максимально ограждала меня от отца, когда она была живой, я получал двойную порцию любви от нее. А она двойную порцию ненависти от отца: за себя и за меня.
— Ее поэтому не стало? — спрашивает почти шепотом.
— У нее с детства были проблемы с сердцем, но она вполне могла бы прожить счастливую жизнь, если бы эта жизнь была спокойной.
— Вильгельм, я… очень сочувствую. Это просто ужасно, — даже в темноте я вижу, как блестят дорожки слезинок на ее щеках.
— Эй-эй! — нахожу ее ладонь и накрываю своей правой рукой. — У меня не было в планах доводить тебя до слез, Олененок. Только до чего-нибудь другого.
Думаю, что сейчас она начнет меня отпихивать и возмущаться. Но вместо этого она вплетается своими пальцами в мои, и прижимается зареванным лицом к моему плечу.
И это пиздец как мило. Жаль у меня нет третьей свободной руки, чтобы тоже обнять ее в ответ.
Мне кажется, я превратился в каменное изваяние, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть момент. Мы просто держимся за руки, а я готов обоссаться от счастья. Кожа горит там, где наши ладони соприкасаются.
— Это даже слушать больно, каково было тебе, — шмыгает носом Виолетта.
— Так, Олененок, все, харэ рыдать! — говорю строго, а сам чувствую, как под кофтой разгоняется сердце.
— Прости, что завела этот разговор, — отлипает и вытирает лицо рукавами.
Хочется кричать, чтобы она немедленно вернулась на место: положила на меня голову и не отпускала мою руку.
— Нет, наоборот…, мне даже как-то легче стало.
— Ты не хочешь сделать повторный тест? — выдает идею Виолетка.
— Честно, не думал об этом. Бесполезно доказывать наше родство.
— А вдруг это что-то изменит? — моя наивная Виолетта думает, что мир розовый.
— За руку держать меня обещаешь в лаборатории? — подмигиваю.
— Дурак!
Да, с моими шуточками она быстро приходит в себя, делает вдох-выдох, и еле заметно отсаживается подальше.
— Тебе никто не говорил пойти в психологи вместо химии? — беззлобно ухмыляюсь. — Ты всегда ножом в самое сердце лупишь.
Она хрипло смеется через оставшиеся слезы: —У психологов в кабинете разбивать нечего, — подкалывает меня.
— О, поверь, я всегда найду что разбить, — ржу с себя идиота.
— И с кем подраться, — добавляет Виолетта.
— Я работаю над этим. Кстати, это что за пончик руки распускал в клубе?
— Парень мой.
— Поверю, только если ты скажешь, что он съел твоего парня, и он сидит внутри.
Она прыскает со смеху: —Это друг детства, Ванька. Он нормальный обычно, просто навеселе.
— Это нихрена не оправдание, знаешь? Я сейчас тоже скажу, что выпил, и начну тебя за коленки мацать,
— Это другое! Мы выросли вместе, на один горшок ходили. Я ему интересна так же, как тебе химия.
Бесячий Олененок.
— Интересна мне Ваша химия, Виолетта Александровна. А хрену этому такое поведение не спускай, скажу Кириллу.
Хмурится. Знает, что я прав. За детскую квоту я этому дружочку взрослую Виолетту лапать не позволю.
— Кстати, об этом! — у Виолетты подступает новая волна наездов. — Чего это ты с моим братом спелся, а?
Но, к сожалению, мы уже подъезжаем.
— Слабость у меня на Кузнецовых, — улыбаюсь ей.
Паркуюсь возле ее двора.
— Вот тебе прямо к этой… Как ее?
— Калитка!
— Ага, прямо к калитке.
— Да.
— Точно.
— Угу…, — кивает.
Глушу двигатель, скидываю ремень и разворачиваюсь к моей эмоциональной Виолетте. В этой машине чего-то только не происходило, но одновременных рыданий и смеха еще не было. Качели.
— Спасибо, что довез, — Виолетта тоже отстегивается, и сразу дергает ручку двери.
Кто бы сомневался, что она зассыт и попытается слинять. Но я заблокировал машину, как только мы сели, чтобы она не вздумала катапультироваться где-то по трассе
Теперь ей не убежать.
_______________________
*В тексте упомянут трек "Übermorgen" исполнителя Mark Forster Перевод: Я хочу остаться на твоей стороне, пройти через огонь и все сомнения.
Глава 21.2 Виолетта
Я тщетно тяну ручку еще пару раз: —Вил, мне пора, я завтра не встану на пары, — разворачиваюсь к нему.
— Я знаю-знаю, просто…, — он растерянно трет шею. — Спасибо тебе, что выслушала.
— Пожалуйста! А теперь отпускай меня, — демонстративно натягиваю длинный ремешок своего клатча через голову.
Он смотрит на меня сосредоточенно сквозь темноту, будто хочет еще что-то сказать. Его лицо слабо подсвечивается приборной панелью. Очерченный подбородок, высокие скулы и мерцающий серый взгляд. Красивый.
Может, я себе придумала, но сейчас его глаза выглядят живыми, а не как выжженная пустыня в день нашего знакомства.
Естественно, Фишер не слушается. Он молча берет меня за руку и, нежно сжимая, притягивает к себе. Как загипнотизированная наклоняюсь ближе, чувствуя тепло его дыхания.
Нас разделяет микроскопическое расстояние и я нервно сглатываю, зная, к чему это всё идет.
И шепчу ему прямо в лицо: —Сейчас же. Открой. Дверь!
Лукаво улыбается: —А то что? — сладко шепчет мне в губы гаденыш.
— А то это будет наш последний разговор.