Читаем Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца полностью

«Я бы не возражал».

«Послушай, – говорит она после паузы, – мы должны быть уязвимы. В жизни и в любви. Когда мы уязвимы, мы учимся. Именно наша уязвимость двигает нас вперед, а не наша сила. Вот почему я так не люблю стереотипы. Стереотипы твердят: будь сильным. Особенно это касается мужчины: будь сильным, не проявляй эмоций. Чушь собачья!

Моя самая большая сила – это моя уязвимость».

Близлежащий ручей вышел из берегов, и тропа становится сырой. Мы осторожно обходим лужи и скользкие камни. Я протягиваю ей руку, чтобы поддержать, и она, улыбаясь, хватается за нее.

«Что в нем было такого особенного? – спрашиваю я. – Что заставило вас полюбить его?»

Она смотрит на наши руки. «Я не могу этого точно сказать. Знаешь, всю мою жизнь другие хотели узнать меня, но он был первым, кто сказал: “Я хочу, чтобы ты знала обо мне все”. И то, как он целовался – я могла почувствовать его всего в одном поцелуе, – она делает паузу, пока мы сосредотачиваемся на том, чтобы добраться до сухой земли. Как только мы можем свободно идти, она продолжает: – И дело не в том, что он знал обо мне все. Он знал обо мне всего понемногу, и я полагаю, этого было достаточно». Она на мгновение задумывается, а затем говорит: «Раньше я чувствовала себя с ним в такой безопасности. Однажды я сказала ему об этом, и он спросил: “Почему ты чувствуешь себя в безопасности со мной?” Это было то же самое чувство, что и тогда, когда я ушла от родителей, чтобы жить с бабушкой, но, полагаю, это было не самое лучшее, что можно было ему сказать».

Она тихо смеется, потом ничего не говорит.

«Как вы познакомились?» – спрашиваю я.

«На работе. Однажды на съемочной площадке я оказалась рядом с этим красивым мужчиной, пока он разговаривал с режиссером. Я тоже ждала режиссера, нам нужно было что-то обсудить, уже не помню что. Боже, теперь все это как в тумане. Как бы то ни было, этот человек взял мою ладонь в свою и начал нежно поглаживать ее. И, казалось, что он совершенно не отдавал себе отчета в том, что он делает, – она проводит рукой по волосам и задерживает ее там. Потом оборачивается ко мне. – Только представь. В то время мне было сорок три года, я была матерью четверых детей. У меня не было намерения заводить роман, – рука опускается. – Я вовсе не сердцеедка. Я не охочусь на мужчин. Никогда в жизни ни на кого не вешалась».

Ее посох постукивает по камням при каждом шаге. Я насчитываю шестнадцать ударов, прежде чем она снова заговаривает:

«Мы разговорились, а потом раз в неделю встречались на автостоянке. На самом деле все это было невинно. Я рассказала ему о своем детстве, о моем муже, о большом, беспорядочно устроенном доме, в котором мы жили, и я сказала ему то, чего раньше не осознавала: теперь, когда у меня было все, чего я хотела, мне стало чего-то недоставать. Я всегда так суетилась, заботилась обо всех, но у меня никогда не было времени на себя. А он сумел дать мне нечто особенное. Он слушал».

Она останавливается, улыбается. Крошечные морщинки под ее глазами разбегаются по щекам.

«Это одно из твоих лучших качеств, мой мальчик».

Я широко улыбаюсь, счастливый.

«Его жена была очень красивой и обаятельной женщиной. Помню, иногда я думала: “Боже, что он вообще делает рядом со мной?” Он рассказал мне, как она отдалилась от него. Он рассказывал о женщинах, с которыми у него были отношения, – а их было много, – и о том, как он втайне боялся сблизиться с женщиной».

Она легонько подталкивает меня локтем, затем продолжает:

«Когда я впервые пришла к нему в гости, его жены не было дома. Он приготовил мне ужин. Я не могла вспомнить, когда кто-нибудь делал для меня нечто столь простое. Мы сидели на кухне, и я указала на чашку, которая мне понравилась, – она напомнила мне одну из тех, что были у моей бабушки. С тех пор, когда бы я ни навещала его, он всегда ставил передо мной эту чашку.

Когда я уходила, то упала с лестницы. Только представь, вот она я – с виду такая спокойная и собранная, хотя в душе у меня в это время просто царит свистопляска, – и тут я кубарем скатываюсь в гостиную».

Мы оба долго смеемся.

«Что он обо мне мог подумать? Я вела себя как школьница! В общем, я поднялась на ноги, притворившись, что ничего не случилось, вышла за дверь, снова споткнулась и упала в саду. И что бы ты думал? Мне удалось добраться до машины, не упав больше ни разу».

Она ждет, пока я не закончу смеяться.

«На самом деле я старалась, я правда старалась. Найти любую причину остановиться, найти какой-то дефект, но я не смогла. В моей любви не было ничего дурного. Благодаря ей я гораздо больше смогла давать своим пациентам, и им тоже досталась частичка этой любви.

И вот настал тот день, как ты понимаешь, когда он спросил, смогу ли я когда-нибудь уйти от своего мужа. Мне была невыносима мысль о том, что я могу причинить боль своему мужу. Он хороший человек и по-настоящему мне дорог. На следующий день я встретила Джулиана в оранжерее. Я помню, он сидел там, посреди всех этих лиан, и я сказала ему: “Я не могу”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература