Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца

«По правде говоря, – говорит она, – только когда мы оглядываемся назад, мы понимаем, что в жизни есть закономерность и все действительно имеет смысл. Мы просто обязаны что-то преодолеть. Черная полоса никогда не длится слишком долго. Несмотря на боль, моя жизнь сформировала меня, и все пережитое привело меня сюда. Сделало меня той, кто я есть».

«Наверное, – говорю я. – Я просто не уверен, что боль того стоит».

«Ты обладаешь чувствительностью, которой недостает многим людям, – говорит она. – Независимо от того, станешь ты врачом или нет, эта чуткость может помочь людям. Интересно, был бы ты таким, если бы никогда не испытывал боли?»

«Возможно…», – начинаю говорить я, затем останавливаюсь. Женщина, с которой я разговариваю, прожила детство, полное боли, и она сделала из этого нечто прекрасное: чудесное, полное приключений детство для своих детей. Она и ее муж окружили своих детей любовью и заботой. Однажды она упомянула в разговоре со мной, что немного боялась того, что ее дети станут взрослыми, не осознавая, что жизнь может быть трудной. Но они оказались замечательными, и всякий раз, когда она говорила о них, каждая морщинка на ее лице смягчалась.

Она поступила так, как посоветовал священник: вместо того чтобы бесконечно задаваться вопросом «почему?», она сосредоточилась на вопросе «что дальше?».

«Ты освободил своего отца, – говорит она. – Теперь ты должен освободить себя».

Я киваю: «Хотел бы я, Кэт».

«Помни, что ты сделал все, что мог: это большее, о чем кто-либо может просить. Ты смог дать ему то, в чем он нуждался.

Ему нужно было услышать, что ты любишь его. Ему нужно было услышать от тебя, что он может уйти и обрести покой. Вот почему он держался».

Половина ее сигареты превратилась в пепел. Она смахивает его с перил, и пепел, кружась, падает в воду. «Если ты мне не веришь, вспомни, что он умер вскоре после твоего ухода. После того как ты сказал ему, что отвезешь его прах к Гангу, он стал свободен. И смог уйти».

Я сажусь на свой рюкзак, обхватываю колени руками, закрываю глаза, слушаю журчание воды. Стук в голове стих, и остался только сладкий, насыщенный аромат леса.

«Он обрел покой, – говорит она. – Ты должен принять это. Он ушел, и ты – не он, и, судя по тому, что я вижу в тебе, никогда им не будешь. Твоя душа свободна. Помни об этом».

Так я сижу в течение долгого времени. Я слышу, как она дважды щелкает зажигалкой. Она кашляет, затем, ступая по деревянным доскам, направляется к дальнему концу моста. Моя душа свободна. Свободна делать свой собственный выбор, совершать свои собственные ошибки, следовать своим собственным путем. Свободна оставить гнев, вину и страхи позади. Свободна спросить себя: «Что дальше?» Наконец я открываю глаза.

«Ты обрел покой, – шепчу я, глядя на голубые пятна сквозь листву. – И я этому рад».

Листья шелестят, и ветерок охлаждает мое лицо.

«А знаете? – я окликаю Кэт. – Я кое-что заметил на Камино. Когда я нахожусь в окружении природы и мне приходит в голову мысль, которая кажется правильной, поднимается ветер. Сначала я подумал, что это совпадение, но теперь я в этом просто уверен».

Она смеется и подходит ближе.

«Особенный мальчик, ты знаешь больше, чем думаешь».

Она протягивает руку, и я хватаюсь за нее, позволяя ей поднять меня. Мы надеваем наши рюкзаки.

«Готовы?» – говорю я.

«Всегда готова!»

Мы переходим мост и идем вдоль ручья.

«Насчет ветра… знаешь что?»

«Что?»

Она смотрит вверх, на деревья: «Тебе следует к нему прислушиваться».

День тридцать второй

Через холмы, покрытые вереском, тропинка шириной в несколько футов ведет в Галисию, конечный регион Камино. В километре от границы на каменном указателе обозначено расстояние до Сантьяго-де-Компостела: 150 километров. Финишная прямая. Известно, что многие паломники, достигнув этой отметки, садятся и размышляют в тишине. Еще в километре впереди – на вершине горы – находится старинная деревня О-Себрейро. Это одно из самых известных мест паломничества не только потому, что это самая высокогорная деревня на Камино, но и благодаря чуду, которое, как считается, произошло здесь.

В четырнадцатом веке один крестьянин пришел пешком сквозь сильную снежную бурю, чтобы причаститься в церкви О-Себрейро. Монах был удивлен, увидев его. Больше никто не появился. Он насмехался над замерзшим и измученным крестьянином за то, что тот рисковал своей жизнью, но пока он ругал крестьянина, хлеб и вино превратились в плоть и кровь.

Этот случай стал известен как «чудо О-Себрейро». Святыни были помещены в золотую чашу, которую до сих пор можно найти в церкви.

Мы с Кэт сидим на уличной веранде бара и распиваем бутылку вина. Сейчас ранний вечер. Перед нами лежит мощеная деревенская дорога, которая чуть далее резко уходит вниз на тысячи футов. Долина покрыта коричневыми и зелеными квадратами сельскохозяйственных угодий, а вдали виднеются окружающие ее горы, уходящие в облака.

«Хотите осмотреть церковь?» – спрашиваю я ее.