Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца

Впервые на Камино мы следуем не за желтыми стрелками. Они ведут вглубь леса к тропинке, которая несколько раз разветвляется, петляет среди дубов, минует кукурузное поле и заканчивается у двухэтажного фермерского дома.

Белая краска на стенах отслаивается длинными полосами. Лужайка покрыта пятнами грязи и бурой травы. К гаражу ведут две небольшие колеи каждая шириной с колесо.

«Вот мы и пришли», – говорит Ник, оглядываясь по сторонам.

Мы стоим на жаре, пот высыхает у нас на шеях. Воробей начинает чирикать. Как раз в тот момент, когда я собираюсь повести как настоящий бесцеремонный американец и пойти постучать в дверь, раздается громкий скрип. Дверь гаража открывается, и оттуда выбегает человек в синем комбинезоне.

К тому времени, как он добирается до нас, он тяжело дышит. Его седеющие волосы аккуратно подстрижены, на лице небольшая щетина, и у него проницательные голубые глаза. Молния на комбинезоне расстегнута до груди, под ней видна белая футболка. Он кладет руки на колени и переводит дыхание.

«Боже», – говорит Кэт, прижимая руку к груди. Широкая улыбка.

«Я очень рад вас видеть», – говорит мужчина по-испански, затем добавляет что-то, чего я не могу понять. В каждом регионе Испании есть свой собственный диалект, и тот, что практикуется здесь, в Галисии, сбивает с толку даже носителей испанского языка.

«Пойдемте, – он жестом приглашает нас следовать за ним.

Пока мы с Ником обмениваемся взглядами типа “а стоит ли?”, Кэт и мужчина уже направляются в гараж.

Он останавливается и машет рукой: «Пожалуйста».

К тому времени, как мы оказываемся внутри, рюкзак Кэт лежит на земляном полу и она уже закуривает свою первую сигарету. У задней стены сложены тюки сена. На дальнем конце – проволочная изгородь, а за ней, в темноте, кудахчут куры.

Мужчина вытирает лицо рукавом. Кэт курит и молча наблюдает за ним. Блеет овца.

«Что нам делать?» – Ник толкает меня локтем и шепчет.

«Понятия не имею», – шепчу я в ответ.

Хозяин щелкает выключателем на стене. Резкий красно-синий свет вырывается из дверного проема и освещает земляной пол.

«Пойдемте, – он делает движение. – Пойдемте».

Пока мы снимаем свои рюкзаки, Кэт уже проходит через дверной проем. Гулкие шаги по деревянной лестнице.

«Боже милостивый», – раздается громкий возглас Кэт.

Я бросаю свою палку и бегу за ней, Ник – за мной. Все мы слышали истории о том, как на людей нападали на Камино. Мы взбираемся по лестнице, освещенной рождественскими гирляндами, в длинную прямоугольную комнату. Она стоит рядом с испанцем.

«С вами все в порядке?»

«Конечно, мой мальчик, – говорит она. – Это потрясающе».

Стены увешаны картинами. Чувствуя себя более чем глупо, я спокойно подхожу к ближайшей картине, как будто каждый день врываюсь наверх. Шаги Кэт отдаются эхом по деревянному полу, когда она ходит взад-вперед, бормоча: «О боже, боже милостивый, о боже мой».

Картина большая, на ней изображены два дерева, стволы которых напоминают ладони, сложенные вместе в молитве. За деревьями большой круг оранжево-зеленого цвета закручивается в спираль сам по себе. Небо сквозь ветви сверкает белизной.

Засунув руки в карманы комбинезона, хозяин дома наблюдает за нами. Все картины похожи на эту. Деревья, небо, птицы – все сверкает. Он подходит к Кэт и что-то говорит.

«Да что вы? – говорит она. – Да, конечно».

Что касается цвета, то в нем есть что-то особенное. Это не краска, скорее мелкие, мерцающие песчинки. Ими покрыты даже холсты. Хозяин следует за мной к картине, изображающей желтые холмы под красноватым небом.

«Камень, – он трет кулаком о ладонь, как будто перемалывает камень.

Я качаю головой, не вполне понимая. Он достает из кармана темно-зеленый кристалл размером с мяч для гольфа, вкладывает его мне в руку, затем указывает на соседнюю комнату. Тонкие лучи света проникают сквозь закрытые ставнями окна на стол, заваленный камнями, кристаллами и кистями для рисования. Рядом с ним – книжная полка, уставленная стеклянными банками из-под маринованных овощей, каждая из которых переливается разными цветами. Бирюзово-голубой, красновато-коричневый, искрящийся зеленый, оранжевый – цвета заката.

«Никакой краски, – говорит испанец. – Все сделано из камня».

«Где вы находите свои камни?» – спрашивает Кэт.

«Я хожу с сумкой. Как вы. Иногда я копаю землю».

«Сколько деталей, – выпаливает Кэт по-английски. – Это, должно быть, занимает вечность».

Испанец кивает, похоже, понимая.

«Да. Это зависит от размера. На эту, – он указывает на картину с тремя деревьями, – ушло четыре месяца. Но мне нравится это занятие».

Пока он открывает окна, мы изучаем картины. За окном виднеется светло-голубое полуденное небо. Я присоединяюсь к Кэт. На ней очки, и она смотрит на картину, изображающую два голых дерева со спиралью.

«Это очень красиво, – говорит она мне. – Это напоминает мне о влюбленных, врастающих друг в друга на протяжении вечности».

Художник подходит, и я спрашиваю его, что означает эта картина.

«Тайна, – отвечает он. – Тайна жизни».

«И любовь», – добавляет Кэт.