Верь в мою ложь

— Ты злишься, Томми, и у тебя есть на это право. Я вела себя дурно. Но он свалился мне на голову вместе с детьми, и я совершенно растерялась. Но, пожалуйста, встань на моё место! Бобу ничего не стоит позвонить сюда, кому-нибудь из руководства, и брякнуть: «А вам известно, что суперинтендант Ардери завела шашни с подчинённым ей офицером? Я просто подумал, что вам следует это знать». И он ведь действительно может это сделать, Томми! И сделал бы! А что из этого последует, не тебе объяснять.

Томас подумал, что это настоящая паранойя, но ничего не сказал. Если бы он озвучил такую мысль, это привело бы к серьёзному спору, и если не здесь, на службе, то где-нибудь ещё. И потому он обошёлся коротким:

— Возможно, ты и права.

А когда она бросила в ответ: «И значит?..», он понял, что это другой способ сказать: «Значит, сегодня вечером?» То есть они могли продолжить то, что отложили. Бифштексы, вино и секс, который должен был стать весьма энергичным и очень, очень продолжительным. Что, как внезапно осознал Томас, было для него сомнительным удовольствием. Хотя, конечно, в постели Изабелла была изобретательной и возбуждающей, и это было единственное место, где она позволяла ему хотя бы на мгновение одержать над собой верх.

Томас ещё обдумывал её предложение, когда в дверь, которую он оставил приоткрытой, сунулась Доротея Харриман, вечная секретарша их отдела.

— Инспектор Линли? — Когда Томас оглянулся, она продолжила: — Мне только что позвонили. Боюсь, вас хотят видеть.

— Кто, Ди?

Он почему-то подумал, что ему нужно будет по какой-то причине вернуться в Центральный уголовный суд.

— Сам!

— А…

Значит, не в суд. «Сам» — это, видимо, помощник комиссара сэр Дэвид Хильер. А когда Хильер приказывал, следовало поспешить.

— Что, прямо сейчас? — спросил он.

— Это было бы лучше всего. Только он не здесь. Вам придётся отправиться в его клуб.

— В такое время? Что он делает в клубе?

Харриман пожала плечами:

— Понятия не имею. Но вам лучше очутиться там как можно скорее. Учитывая проблемы движения, он бы хотел видеть вас через пятнадцать минут. Его секретарь чётко дал это понять.

— Похоже, что-то серьёзное, да? — Томас снова повернулся к Изабелле: — Надеюсь, вы меня извините?

Она коротко кивнула, и он тут же вышел, так и оставив всё между ними нерешённым.

Клуб сэра Дэвида Хильера находился рядом с Портленд-плейс, и мысль о том, что Линли мог бы добраться туда из Скотленд-Ярда за пятнадцать минут, выглядела просто смехотворной. Но само по себе упоминание о времени предполагало крайнюю срочность, поэтому Томас взял такси и велел водителю поспешить — и, ради всего святого, постараться как-нибудь объехать стороной Пикадилли, где постоянно возникали пробки. Благодаря этому он добрался до «Твинса» — как назывался клуб Хильера — всего за двадцать две минуты, что составляло своего рода рекорд, учитывая время дня.

Под клуб «Твинс» были приспособлены три из немногих оставшихся в этом районе городских домов, не попавших под нож переделок в девятнадцатом веке. Клуб был отмечен лишь сдержанной бронзовой табличкой справа от дверного звонка и лазурным флажком с именами его основателей над ней. Они изображались как единое целое, поскольку были близнецами. Насколько знал Линли, никто не копался особо в истории этого места, чтобы выяснить, насколько достоверны легенды об основании клуба.

Его встретил отнюдь не швейцар, а некая пожилая женщина в чёрном платье и накрахмаленном белом фартуке, приколотом к груди. Она выглядела как существо из другого века, и тут же стало ясно, что и движется она так же. Томас вошёл в вестибюль с мраморным полом, увешанный картинами Викторианской эпохи (сомнительного качества), и доложил о своём деле. Женщина кивнула и изобразила нечто вроде балетного разворота в три приёма, прежде чем повести гостя к двери справа от внушительной лестницы. У окна, из которого виднелась часть сада, в котором останки деревьев душил плющ, стояла статуя Венеры в морской раковине.

Женщина постучала, открыла дверь и, пропустив Томаса в столовую с обшитыми тёмными деревянными панелями стенами, закрыла дверь за его спиной. В этот час обедающих в комнате не было, зато присутствовали двое мужчин, сидевших за столом, покрытым льняной скатертью. На столе красовался фарфоровый кофейный сервиз. С тремя чашками.