От неудачного движения ножа из пульсирующей артерии прямо в лицо гоблина ударила струйка горячей крови. От неожиданности Дарлинг отпрянул, и, швырнув на ритуальную плиту инструменты, стал стирать густую алую субстанцию. Его чуть не вывернуло на изнанку.
Отплёвываясь и ругаясь, он избавился от объекта отвращения, но, посмотрев на ванну, понял, что больше не может продолжать истязания. Все его силы были на пределе. Даже магическое зрение, так удачно превращавшее жертв для его сознания в кукол, не могло заткнуть его собственное «я», которое, словно смертник в клетке, билось о стены слабеющей воли, понимая ужас предстоящего… А что ему предстояло? Нет, Дарлинг не верил словам святых отцов, не верил в карающего всех и вся добренького Бога, не верил и в геенну огненную. Но, наблюдая за процессами сил в этом мире, сотни раз убеждался в истинности того закона, что на любое действие наступает противодействие. И за всё содеянное он, Дарлинг, отплатит сполна.
Гоблин поник, его крохотные плечи согнулись под неожиданно навалившейся тяжестью, и он медленно осел на холодный пол, прислонившись спиной к краю плиты. Вокруг клубилась тьма. Факелы были не в силах разогнать темноту, вытекавшую из разбушевавшегося от переизбытка силы Ловца. Острота боли и ненависти повисли в помещении. Рука гоблина коснулась посоха де Орко, и изумрудный набалдашник загорелся ярче, разрывая густую тьму на несколько метров от себя. Ни одно зло не было в силах справиться с великим творением Франческо. Это оружие дарило полную уверенность в своих силах. Несокрушимую власть!
А пленник медленно умирал. Гоблин почувствовал, как эфирная, мало исследованная, субстанция начинает медленно отрываться от изуродованного тела. Что ж, теперь завершить начатое. Пора распахнуть дверь в мир неизведанного и доселе недоступного. Пусть жертвы этих несчастных дадут жизнь, возможно и вечную, сотням других. Пусть их смерть послужит во благо всем племенам, раздавленным бесчинством и тиранией людей!
Дарлинг, повинуясь секундному порыву, вскочил на ноги, и, закрыв глаза, начал концентрироваться.
Всего один шаг. Всего один штрих. И мы узнаем то, что так тщательно скрывали Великие, или тот же Творец, от смертного сознания. Сейчас мы узнаем всё!
Миг, и в жилах гоблина начала движение сила. Он стал щедро черпать мощь Вечного Эфира, которая была ему доступна. Ему казалось, что он становился выше и сильнее… Огромная власть Силы вихрем рвалась в его мышцах. Он шёл на Предел, и хотел перейти грань. Он хотел большего.
Ученик Даратаса мысленно потянулся к Ловцу. Он, Дарлинг, в прошлом маленький, никчёмный гоблин, из почти полностью уничтоженного рода древних жителей, потянулся к той колоссальной всесокрушающей энергии огненной ненависти и боли, которая могла сейчас стереть с лица земли города, горы, сокрушить армии и сдвинуть русла рек. Он, простое смертное создание, творил новую историю народов.
Магические потоки коснулись Ловца. Медленно нащупали канал. Меж тем магический взор следил за отрывавшейся от тела неизведанной материей, которую нельзя описать ни словами, ни рисунками, ни музыкой. Это было нечто, что выше понимания, выше узкого разума смертных. Это была душа. И сказать больше не представлялось возможным. Не имелось слов, которые смогли бы хоть как-то передать то, что сейчас видел Дарлинг. Страх, безумный страх стал колотить его существо, но маленький волшебник загнал в клетку никчёмное создание эмоций. В его руках была Мощь! И сейчас, сейчас, стоит уловить момент, когда эта материя станет уходить. Но… А вдруг её нет? А вдруг это всего лишь воображение? Или просто исказилась реальность? А вдруг?
Многое, очень многое делают смертные по наитию, когда их разум остаётся бессилен. И сейчас, когда неизведанное рвануло сквозь толщу мировой материи, сквозь реальность и само бытие, Дарлинг открыл каналы Ловца, и грандиозная, исполинская сила ворвалась в его существо, грозя разорвать, истерзать, изничтожить никчёмную плоть и вырвать дух. Но где-то на грани интуиции Дарлинг свернул поток и направил вслед за исчезающей материей.
Вокруг застонал воздух, каменные своды над головой треснули и разлетелись в пыль. Всё вокруг заиграло в бешеной пляске тени и света, жара и безумного, нестерпимого холода… Сама реальность вопила, кричала, словно её рвали на куски щипцами.