Вера

И однажды все прачки видели, как разноцветной змейкой пролетел по воздуху драгоценный детский поясок, затерявшийся среди белья, и упал далеко в реку. На солнце блеснули бусины из финикийского стекла и медовые сердолики. Что делать? Мужчины вооружились рогатинами, полезли в воду, искали до вечера —хорошо, что крокодилы не приближались. И вот пришёл жрец и объявил, что виновников надо крепко наказать – избить кулаками, как положено при краже, и востребовать с них стоимость вещи. И прачки тут же, не сходя с места, начали тузить друг друга и ругаться, поднялся переполох. Неизвестно, чем бы дело кончилось, многие могли остаться покалеченными, но тут случилось чудо, которое спасло несчастных: на поверхности воды показался бегемот. «ОТаурт! О мать всеблагая! Повитуха богов!» – голосили люди. Жрец обомлел. Он остановил потасовку и решил сообщить о происшествии небеттер – хозяйке дома. Однако спустилась ночь, и Нут открыла своё звёздное лоно. Все успокоились.

А наутро небесное око окрасило воды Ятрау в розовый цвет, и пальмы-дум воздели свои руки в приветствии солнцу. И госпожа проснулась и велела принести свежие льняные одежды – они были сотканы из света имени богини. Выбирала украшения по случаю: тонкий усех из красного и зелёного бисера с большими малахитовыми вставками лёг ей на грудь. Иссиня-чёрный парик увенчала у лба белая лилия, а на запястьях тихо зазвенели медные браслеты. Она собиралась с визитом во дворец, и восторженный раб напевал ей песенку: «Был бы я зеркалом твоим, чтоб лишь на меня ты глядела, был бы я ниткой бус, что на шее твоей…». Раб, из пленных, отличался и хорошим воспитанием, и благородным происхождением, поэтому госпожа не сердилась, а только по-кошачьи щурилась от удовольствия.

И тут в опочивальню вошёл тот самый жрец (к слову сказать, близкий её родственник), поднёс небеттер чашу, полную молока, с пожеланием здравия и приступил к своему рассказу. Лицо хозяйки изменилось, хищница настаивала на том, чтобы виновные были наказаны, крики разносились по всему дому, а слуга богов требовал богатых приношений Таурт, охраняющей младенцев. Госпожа противилась, и разгневанный жрец хлопнул дверью. В воздухе повисло молчание. И тогда в конце анфилады показалась маленькая фигурка рабыни, семенящая к покоям хозяйки. Она то падала ниц, то опять торопилась-торопилась, чтобы сообщить… У маленькой дочки, единственного ребёнка госпожи, сильный жар.

Тут же начались сборы даров для богини, на столешницу для жертвенных приношений слуги укладывали отрезы белоснежного льна, несколько серебряных украшений, которым в стране просто не было цены, семь смальтовых скарабеев с гравировкой на брюшке – слёзными просьбами о здоровье наследницы, блюда с фруктами, ароматические конусы… А госпожа вдруг повелела подать себе лодку и погрузить туда весь этот скарб. Слуги ахнули: неужели она собирается в святилище Таурт? Далеко ведь! И вот лодка, несомая течением, достигла середины реки, а дальше все наблюдали невиданное: трясущаяся и злая красавица кидала фрукты в воду, будто камни, а потом начала сбрасывать свои одежды, парик, украшения, и с воплями: «Много ли ещё тебе надо? Бери! Забирай!» отправляла всё это на дно. И аромат Сешенен, тонкий аромат её духов, разливался волнами над рекой.

Жрец

«Я был помощником писца при Джихути, воздадим благодарения ему, великому и вечному. С детства воспитывался при храме. В мои обязанности входило кормить жертвенных рыб и лягушек, сохранять в чистоте и порядке письменные принадлежности. В отрочестве меня допустили к письму, и я тренировался палочкой по мокрой глине. Была и тренировка кисти в воде: я отыскивал на дне кувшина камушки по величине и форме. Рука нарабатывалась, как тонкий и точный инструмент. Потом в те же сосуды сажали несколько раков, сначала они щипали меня за пальцы, а потом я научился чувствовать, есть они в кувшине или нет. Позже наловчился двигать рукой так, что они меня не трогали. А ещё жрецы заставляли меня играть на флейте. Я не хотел, плакал. Но всё шло хорошо, несмотря на мелкие неприятности, пока не настал день перемен.

Это был влажный туманный час на реке. Мы собирали лотосы для храма, и меня чуть не схватил крокодил. После этого мне долго не давали ничего делать, не допускали ни к письму, ни к животным. Я спал во дворе, болел, но никто не лечил меня, никто даже не подходил. На священные изображения не позволялось смотреть, поэтому для меня нарисовали точку на стене, в углу около ворот, и велели глядеть на неё, если я захочу помолиться. Но я не умел, и тогда подошёл ко мне жрец и сказал:

“…Любим богами тот, кто им внимает. Лишь сердцем ты можешь их слышать, лишь им понимаешь. Следуй за сердцем своим, пока существуешь, впустую время не трать, в дней суете пребывая. Не сократится срок жизни того, кто мудрости следует, не обделен будет он жизненной силой. Помни: все блага жизни – в сердце твоём…”