Вера и магия

Вся эта история похожа на какую-то сказку или легенду, но слишком много хроник передает детали происходившего. События того времени являются печальной правдой. Если бы Стефан знал, чем завершится вся эта история, то он осенил бы себя крестным знамением и отошел в сторону. Ему бы вспомнить евангельское предостережение: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: «я Христос», и многих прельстят (Мф. 24, 4–5). Но степень очарования оказалась слишком высокой, в душе Стефана все перевернулось, сердце горело идеей вести за собой толпы детей и освободить Святой Град. Да и как не согласиться? Каждый мальчишка того времени мечтал стать освободителем Гроба Господня.

Уже на следующий день с котомкой и посохом в руках Стефан, покинув родной дом, отправился проповедовать. «Как можно терпеть, – говорил он, – чтобы Гроб Самого Христа был оскверняем неверными? Да, уже были крестовые походы, но в них принимали участие взрослые, то есть люди грешные, которым Господь не мог возвратить святыню, а вот если пойдут невинные дети, то ради их чистоты и непорочности Бог, несомненно, возвратит Святой Град христианам». Речь юного проповедника, поначалу робкая и неубедительная, становилась все более пламенной, а вскоре жгла сердца и ранила совесть всех, кто его только слушал.

Невероятно, но вместе с принятием на себя роли избранника Божия в Стефане обнаружились удивительные способности – он исцелял хромых, слепых и бесноватых. А раз так, раз он наглядно вершил чудеса и при этом проповедовал освобождение святынь Иерусалима, то уж конечно, – рассуждал простой люд, – такой мальчик не мог быть не от Бога. Слава о «Божием избраннике» вмиг разлетелась по окрестностям. Впрочем, король Франции Филипп II подобного выступления всерьез не принял, адресованное ему послание осталось невостребованным. Высказались против народного ажиотажа и богословы Парижского университета, справедливо чувствуя в нем примесь обольщения. Но чудо-отрок вызвал цепную реакцию в среде французских детей: их, ощутивших в идеях Стефана вкус романтики, удержать было уже невозможно.

Всюду спонтанно появлялись такие же юные ораторы, которым подчас не было и десяти лет, вокруг них сплачивалась ребятня. Покидая родителей, они составляли многочисленные отряды, маршировали с пением гимнов, с крестами в руках и зажженными свечами, а в назначенное время двинулись организованными процессиями к мальчику Стефану. Пионервожатые XX века позавидовали бы четкой организации и идейному вдохновению детей того времени, если бы изучали историю подробнее. Последовавших за Стефаном детей окрыляли мечты о подвигах, увлекательном путешествии, славном освобождении Иерусалима, а заодно о свободе от родительской опеки. Но главное, считали они, Господь избрал именно их к свершению Своих Божественных судеб. Наглядным же доказательством правоты юных крестоносцев были чудеса Стефана, которому «явился Христос».

В Евангелии сказано конкретно и ясно: если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, – не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных (Мф. 24, 23–24). Но много ли мы исполняем из того, что написано в Евангелии? Зачастую Священное Писание, вызывая у нас уважение, оказывается не связано с нашей реальной жизнью.

Если бы трезвая осторожность проявилась в те дни, то, помимо евангельского предостережения, люди еще обратили бы внимание на некоторые странности в речах Стефана. Он говорил о знамениях и чудесах, якобы поданных ему Самим Христом, которые подчеркивали значимость его фигуры. Например, Стефан вспоминал, как накануне появления таинственного монаха он погнался с хворостиной за коровами, забредшими в пшеницу, а те вдруг пали перед ним на колени. Стефан рассказывал об этом ради лучшего убеждения публики: «Не так ли и нехристи падут перед нами!» – уверенно заключал он. Дети верили ему безоговорочно. Но культ его личности возрастал не по дням, а по часам. Многотысячные толпы детей собирались послушать пламенные речи Стефана, теснились поближе к нему, чтобы заполучить хотя бы маленький лоскут его одежды, и, случалось, в этой безумной толчее за «святыней» придавливали насмерть одного-двух малышей.

Ни порка родителей, ни вразумления короля, ни взывания богословов того времени к здравому разуму не принесли результатов – возле Стефана собралось «воинство» в 30 000 детей. Все они были убеждены в его святости.