Вера и правда

И говоря это, она схватила трепещущую Тэклу за руку. Её брат протянул было кинжал, чтобы напугать ещё более обезумевшую от страха девочку. Но в эту минуту глаза его быстро остановились на маленьком блестящем крестике, выглянувшем из-под лохмотьев, наброшенных на Тэклу.

— Вот славная штучка! — сказала он. — Дай-ка мне её… Я подарю это той из наших девушек, которая станет моей женою, и она наденет эту игрушку себе на лоб между звонкими монетами праздничных украшений.

И он протянул было руку, чтобы сорвать крестик с груди испуганной Тэклы.

Дрожащей ручонкой маленькая грузинка схватилась за грудь. Весь её страх разом пропал. Большие, вымученные горем, чёрные глазёнки с негодованием и гневом уставились в самые зрачки мальчугана. Оскорблённая до глубины души в своём религиозном чувстве, она забыла о том, что ждёт её в случае непослушания, и только старалась всеми силами спасти свой крестик.

— Не смей прикасаться к нему нечистыми руками! — гневно вскричала она, отступая назад с горящими злобой глазами.

— О-о! Как зачирикала ласточка! — вспыхнув от бешенства и обиды, вскричал в свою очередь Магомет-Шеффи. — Или ты не понимаешь, что говорит твой язык, проклятая гяурка! Отдай мне крест, или…

И он решительно шагнул к девочке с протянутыми руками.

Вдруг случилось что-то, чего не ожидали ни сама Тэкла, ни Магомет-Шеффи, ни его сестра.

Чтобы спасти своё сокровище, маленькая грузинка быстро извернулась в державших её сильных руках Магомета-Шеффи и с громким криком: «Так вот же тебе, бритоголовый разбойник!» — изо всех сил укусила его за палец.

Мальчик рванул руку и дико вскрикнул…

Не от боли вскрикнул Магомет-Шеффи… Нет.

Слова Тэклы обожгли его больше укуса. Он — сын имама, одна из звёзд восточного неба, один из розанов на цветущем кусту, он — будущий цвет и гордость всех наибов от Андийского хребта до берегов Каспия, он получил позорное бранное слово, и от кого? От презренной пленницы, от проклятой гяурки!

Вся кровь бросилась в голову не помнящему себя от обиды и ярости мальчику. Быстро схватился он за рукоятку кинжала… Минута… и Тэкле пришлось бы дорого поплатиться за её вспыльчивость. Но Нажабат вовремя остановила брата.

— Во имя Аллаха, опомнись, Магомет-Шеффи, сын имама! — вскричала она. — Или ты забыл, что пленная девчонка принадлежит моей матери?.. Ты не простой барантач,[86] чтобы пятнать свои руки о чужую собственность! Увидит мать кровь на её теле — беда будет! Не лучше ли иначе расправиться с ненавистным волчонком?

— И то правда! Мудрое слово молвила ты, Нажабат! — согласился с сестрою мальчик. — Ну берегись, скверная уруска, — с бешено сверкающим взором прокричал он в самое лицо Тэклы. — Если нельзя узнать цвет твоей крови, я сумею прижечь твой проклятый язык, чтобы заставить его позабыть охоту браниться… Эй, Нажабат! Помоги мне расправиться с ней, — приказал он сестре.

И прежде чем Тэкла могла опомниться и понять, что с нею хотят делать, Магомет-Шеффи одним движением бросил её на пол, а Нажабат с ловкостью кошки прыгнула ей на грудь.

— Раскрой ей зубы кинжалом, Шеффи, я суну ей горяченького в рот! — со смехом кричала девочка.

Кинжал блеснул в руках мальчика… Горящая головня приближалась к самому лицу Тэклы, обдавая её едким дымом, спирающим дыхание… Магомет-Шеффи насильно разжал ей зубы кончиком кинжала, в то время как не по летам сильная Нажабат прижала её к полу, так что она не могла шевельнуть ни одним членом…

— Ну-ка, поговори у меня теперь, крикливая пичужка, — хрипел вне себя от бешенства, весь охваченный жаждой мести мальчик и быстро поднёс головню к раскрытому ротику Тэклы.

Девочка вскрикнула и, затрепетав, как подстреленная птичка, закрыла глаза…

— Магомет-Шеффи! Нажабат! Безумные дети! Остановитесь! — послышался испуганный и в то же время властный голос с порога.

Магомет-Шеффи выронил горящую головню на пол. Нажабат оставила в покое свою жертву. В одну минуту что-то лёгкое и быстрое бросилось к распростёртой на полу Тэкле, и факел вмиг был затушен под маленькой, но сильной ногой.

Перед троими детьми предстала высокая стройная девочка лет одиннадцати с белокурыми (что очень редко встречается у горцев Кавказа) косами, перевитыми монетами и бляхами в виде полумесяцев, с такими же серьгами в розовых ушах. На ней была длинная синяя сорочка, домашняя одежда горянок, и полосатые туманы из недорогого шёлка.

Тонко очерченное прелестное личико белокурой девочки дышало необычайной кротостью и добротой. Чёрные глаза под пушистыми ресницами, обычно кроткие, как у лани, теперь сверкали горячим огнём.

Это была Патимат — любимая дочь Шамиля, добрый гений дворца, добрейшее в мире существо. Она и вторая жена имама, Шуанет, совершенно не подходили своими кроткими нравами к диким и грубым натурам остальных обитательниц сераля во главе с самою Зайдет.