Вера и власть (Империя тысячи солнц - 4)

Мандериан прошел к пульту Иварда и отыскал изображение Пожирателя Солнц. Миг спустя он вывел его на экран - загадочный, зловещий, но по-своему прекрасный.

Эйя запрокинули головы назад под углом, невозможным для человека, и заверещали на высокой, режущей ухо ноте. Мандериан почувствовал, что они разочарованы. Их быстрых жестов он не узнавал. Еще миг - и они с поразительной быстротой покинули мостик, шурша тонкими ножками по обшарпанной палубе.

Мандериан снова выключил пульт. Что это были за жесты? Не те ли, что они разработали вместе с келли? Но что бы они ни говорили, они, похоже, так и не научились отличать изображение в реальном времени от записи. Они хотят вернуться к Пожирателю Солнц.

Он нахмурился, оглядывая мостик. Эйя - такие странные существа, и люди так мало о них знают. Их техника, в отличие от келлийской, не имеет никакого сходства с человеческой - это скорее искусство. Значит, творчество, по крайней мере в одной форме, им доступно. Что они, собственно, делают здесь, так далеко от своего мира?

Мандериан вышел. Корабль был невелик, и за углом он увидел эйя вместе с келли. Эйя семафорили что-то быстро-быстро - с людьми они такой скорости никогда не развивали. При этом присутствовал один из вездесущих десантников. Келли протрубили что-то в лад чириканью эйя, и Мандериан почувствовал, что воздух изменился - запахло чем-то вроде корицы и жженой пробки.

Дверь в лазарет открылась. Себастьян Омилов, стоя на пороге, наблюдал за этой сценой, озадаченно сдвинув тяжелые брови.

Эйя внезапно умолкли и устремились в каюту Вийи. Келли продудели нечто скорбное, как показалось Мандериану, и связующая сказала:

- Они говорят, их мыслемир хочет, чтобы они отправились к Пожирателю Солнц.

На это Мандериану нечего было ответить - да келли и не ждали ответа. Они удалились в свою каюту, и Омилов вздохнул.

- Выспались, называется. Разве это возможно, когда на уме столько вопросов?

- Может быть, воспользуемся щедростью нового Панарха и выпьем чашечку кофе? - предложил Мандериан.

Омилов ответил одним из расплывчато-вежливых жестов, которые у Дулу казались врожденными. Мандериан, не совсем уловив его значение, прошел в кают-компанию. Там было пусто. "Он знает, что я темпат, - подумал Мандериан, заказывая на пульте кофе. - Возможно, таким образом он дает мне разрешение слушать не только слова, но и чувства, которые скрываются за ними". Должарианец молча отнес чашки к паре кресел, выбранных Омиловым.

Некоторое время оба молчали, прихлебывая ароматный напиток, затем Омилов произнес:

- Когда я думаю об эйя, все наши определения интеллекта кажутся мне сомнительными.

- Да. У них нет письменности, нет политики, речью они пользуются в редких случаях, а к ремеслам можно отнести разве что это их макраме.

- Которое, однако, мы могли бы воспроизвести только с помощью сложнейшей техники. И они, кажется, разработали с келли общий язык - Ивард, по-видимому, тоже его понимает.

- Как и Вийя.

В гносторе пока не чувствовалось никаких сильных эмоций, и Мандериан не до конца понимал его дулускую мимику, однако сохранял терпение.

Омилов иронически изогнул густую бровь:

- Как и Вийя.

В кофе не было горечи - он представлял собой смесь нескольких сортов, которые уже тысячу лет выращивались одним и тем же способом, и был горяч как раз в меру. Мандериан в случае необходимости мог бы назвать его химический состав и объяснить, как человеческий организм на него реагирует. Но лишь немногие вещества способны вселять в человека чувство почти мистического довольства с помощью своего запаха, вкуса и температуры, и кофе - одно из них.

- Итак, теперь, когда вы нашли Пожиратель Солнц, ваша работа завершена? - спросил Мандериан. - Или, точнее, - считают ли власти ее завершенной?

- В этом-то и заключается моя дилемма, - улыбнулся Омилов. - Теперь я должен передать его координаты Найбергу, после чего Флот незамедлительно выступит против Эсабиана. Я не спорю - это действительно необходимо, мягко добавил он.

Мандериана в детстве мучили кошмары, в которых материнский пеш мас'хадни подвергал его пыткам. Омилов испытал это должарианское искусство на себе - и произошло это в месте, которое еще недавно было цитаделью его сюзерена и друга.

- Какой же доклад вы представите Брендону, нашему новому Панарху?

Омилов, точно во власти печальных воспоминаний, потер щеку и вздохнул.