В середине восьмидесятых заговорили о христианских мотивах на театральной сцене и в кино. Вскоре появились первые православные театры – например, «Глас», созданный Никитой Астаховым и Татьяной Белевич и существующий до сих пор. Николай Бурляев постепенно продвигал свой кинофестиваль «Золотой витязь». Большинство людей – особенно актеры, режиссеры и зрители, постепенно приходившие к Богу, – принимали это очень позитивно.
Впрочем, некоторые говорили (как и сейчас говорят) о несовместимости лицедейства и христианства. Конечно, древние церковные запреты на участие в театральных представлениях и даже на присутствие на них были вызваны тем, что «позорища» носили языческий либо развратный характер. Но, помимо этого, в неприятии актерства был и иной, глубинный резон. «Перевоплощение» все-таки связано с неправдой. Христианин призван всегда быть собой, не говоря от чужого имени. Если же он, даже «понарошку», отождествляет себя с грехом, злом, нечистой силой – то это таинственно влияет на его душу, даже помимо понимания самого человека. Как только ты впускаешь зло в свою жизнь, даже «играя», оно начинает работать с тобой и в тебе «по-серьезному». Многие актеры это понимали и понимают. Помню, как одна известная актриса пришла к митрополиту Питириму и спросила его: «Что мне делать? Заставляют играть Женни Маркс»… Владыка только вздохнул: призвать отказаться от роли он побоялся, но и одобрить этого дела не мог.
Не случайно многие актеры, придя к вере, отказались от своего ремесла или стали играть только положительных персонажей. Не случайно был запрещен в священническом служении Иван Охлобыстин – люди не понимали, как человек, готовый играть даже совершенно омерзительных типов, может этими же устами возносить молитву за литургией. Разрыв между прямой христианской честностью, между жизнью, которая должна быть исповедничеством, и полуправдой лицедейства никуда не денешь. Именно поэтому я всегда считал и сейчас считаю игровые формы культуры гораздо менее «чистыми», чем музыку, поэзию, документальное или публицистическое кино – и даже чем словесные ристалища. Но, как бы то ни было, многие христиане играют в театре и кино и обычно несут доброе послание, особенно если их настоящая жизнь не сопровождается скандалами, нечистотой, гордыней.
Еще больше споров на рубеже эпох было вокруг христианского рока. Кроме известных исполнителей вроде Гребенщикова, которые затрагивали религиозные мотивы скорее по касательной, появилось немало рокеров и рок-бардов, которые пели главным образом о вере, о Церкви, об истории православной Руси – и о ее будущем. Среди них были Ольга Арефьева, Андрей Селиванов, группы «Если», «Третий Рим», «Мономах», «Легион», «Галактическая федерация», «Трубный зов»… В 1994 году вышла виниловая пластинка «Антология христианского рока в России» – и я написал статью для ее обложки. Шума было немало. Отец Димитрий Смирнов критиковал меня за этот текст с трибуны одной церковной конференции. Его поддержали многие «традиционные» музыканты. Некоторые православные издания перепечатали «антироковую» статью католического священника Жана-Поля Режимбаля, в которой он, отчасти справедливо, критикует рок-музыку за раскрепощение низменных инстинктов. Да, есть своя правда и в этой позиции: сами по себе ритмы рока настраивают человека на агрессию и разнузданность. Сравните их с музыкой Арво Пярта и увидите разницу реакции собственного организма. В 60-е годы рок стал одним из средств манипуляции западной молодежью, которую через сексуальную и «психоделическую» революцию направили на борьбу с семьей, Церковью и иерархическим обществом – при этом, по сути, лишив настоящего счастья, а многих и просто уморив наркотиками.