Вера и жизнь

Как только церковная община начинает терять это главное в своей жизни – она внутренне перерождается и постепенно оскудевает. Так произошло во многих «христианских» сообществах на Западе. Как только внебогослужебная деятельность – даже такая благородная, как помощь бедным, творчество или правозащита – становится в приходе главной, люди в конце концов перестают понимать, почему для этой деятельности надо приходить именно в церковь, а не в какое-то иное место, которое не свяжет тебя ни верой, ни этикой, ни общением с «неудобными» людьми. Именно поэтому меня всегда коробит, когда человек, отвечающий в храме, например, за социальную работу, приходит туда после богослужения. Я сразу вспоминаю, как приходило мое поколение – прежде всего к Богу, и это только помогало общению с людьми, причем в самых стесненных условиях.

Конечно, есть люди, которые прожили всю свою церковную жизнь в рамках одного прихода – кстати, больше всего таких среди либеральных интеллигентов, периодически проговаривающихся: «Как мы можем молиться вместе с этими»… Есть такие, конечно, и среди ультраконсерваторов. Были такие и до революции – и среди аристократических семей, и среди жителей одного села. Я благодарен Богу за то, что с самого начала не был заключен в строгие рамки одного прихода или круга духовных чад одного священника. Многое удалось повидать, сравнить, понять, оценить критически.

* * *

«Советский» приход состоял в основном из пожилых женщин, среди которых была привилегированная каста – лица, допущенные к финансово-хозяйственным делам. Во главе ее стоял староста – обычно тоже женщина, в крупном храме иногда мужчина. По тогдашним правилам, навязанным Церкви властями, этот человек с небольшой административной группой ведал всей практической жизнью прихода – священники и диаконы были почти бесправными наемными тружениками. Кого и когда венчать, крестить, отпевать, делать ли ремонт, нанимать ли сторожа – как правило, решали старосты. В этих условиях духовенство оказывалось более открыто, чем «мирянский актив», к простым людям, хотя из страха перед властями выработало в себе кастовость. Бывало так, что, увидя нового молодого человека, священник просто убегал и закрывался у себя в комнатушке, где таковая была, или в общей «поповской» раздевалке.

Юные неофиты тогда даже сложили анекдот. Приходят молодые люди в сельскую церковь, а священник им и говорит:

– Значит так, робят. Я к вам на эту, на сиськотеку-то, не хожу, и вы ко мне в церковь тоже не ходите, а то доложу куда надо, вам сиськотеку-то и закроют.

Впрочем, подобных случаев было немного. Священники с людьми все-таки разговаривали. А вот миряне в ответ на это могли и «доложить». Но и среди них были исключения: Николай Семенович Капчук, староста московского Богоявленского собора, тогда Патриаршего, человек с богословским образованием, мог и книжку втихаря молодым людям подарить, и помочь с церковным трудоустройством. Из тех людей, которые при нем были сторожами и рабочими, потом вышло много достойных священников.