Очень велика разница между священником, служащим в крупном городе и в провинции, особенно в деревне. Настоятель иного московского храма, по слухам, может в личных целях ворочать миллионами. Сельский батюшка – получать две-три тысячи рублей, дрова и провиант, да вдобавок кормиться с огорода. Никаких механизмов «выравнивания» ситуации в Церкви не существует: платит священнику не епархия и не центральный бюджет, а приход. Если он нищий, то нищий и священник (впрочем, некоторым удается найти «спонсоров»). Архиереи, которые подкидывают небольшие суммы бедным общинам или хотя бы освобождают их от епархиальных сборов, считаются чуть ли не святыми. Случаи же финансовой помощи центра регионам мне неизвестны, за исключением некоторых политически важных «точек» в дальнем зарубежье, а в советское время – десятков приходов в диаспоре, а также в прибалтийских республиках, где храмы при СССР не закрывались, но ходить в них было почти некому.
В «бытовой» православной среде – греческой, русской, другой – весьма распространено представление о нормах нашей веры и нравственности как о чем-то условно-обязательном. Лучше всего такое отношение выразил один знакомый журналист: «В Православии ничего нельзя, но все можно».
В самом деле, если мы заявляем, что живем по Евангелию, по отцам, по канонам, по уставам, – неужели это пустой звук и лицемерие, неужели можно жить иначе? Этот вопрос задавали и задают себе лучшие, наиболее искренние и наиболее верующие люди в Православной Церкви. Вовсе не только неофиты. И отвечать на этот вопрос Церкви надо, даже если он задается запальчиво и резко. Надо, чтобы люди не теряли своей веры и своего горения. И пусть некоторые используют ригоризм в личных низменных целях. Пусть многие готовы ради буквы пожертвовать человеком, изгнать его из Церкви или лишить возможности войти в нее. Таким людям как раз и нужно напоминать Евангелие, отцов, каноны, которые так много и так сильно говорят о любви – собственно, о ней-то они и говорят в первую очередь. И в то же время совершенно необходимо приближать нашу жизнь к нашим извечным нормам и к нашим идеалам – пусть постепенно, пусть с поправкой на немощь и скудость современного человека, но делать это необходимо. Впрочем, это уже и делается вопреки тем, кто двадцать-сорок лет назад говорил, что нынешний мир не примет «нереформированного» Православия.