Почему, кстати, архиереи так заботятся о количестве построенных и восстановленных храмов, отдавая предпочтение священникам-«менеджерам»? Да потому, что и их работа подчас оценивается по количеству приходов, особенно новооткрытых. Но в долгосрочной перспективе будущее епархии будет зависеть от того, насколько люди – и священники, и миряне – смогут в этих приходах встречаться с Богом и друг с другом. Если все внимание будет уделено «стройке», количественным показателям и формальной отчетности, храмы могут оказаться пустыми – даже в перенаселенных городских районах, – а прихожане будут искать пастырского руководства в Интернете, а то и в сектах.
Кстати, епархиями тоже не должны руководить «чужаки» – по крайней мере, в местах, где есть свои кандидаты в епископы. Перевести достойного архиерея на лучшее место иногда можно, но тоже сначала спросив «местную церковь», готова ли она принять его. Но еще проще и честнее попросить ее предложить достойнейшего, когда предыдущий епископ скончается или впадет в старческую немощь. И опять-таки лучшим архиереем будет не «менеджер», а известный в регионе духовник, настоятель монастыря или храма. Все-таки главное для епископа – не работа «суперпрораба», не хорошие отношения с церковным и светским начальством, не успешное «администрирование», а духовный авторитет, способность управлять при помощи мудрого слова, а не угроз и не постоянного «тасования колоды» духовенства. Да, архиереем, пользующимся любовью и уважением в народе, труднее командовать из центра. Он наверняка будет иметь «свое суждение» по многим общецерковным вопросам. Но для устойчивости всего православного организма лучше иметь побольше таких епископов и поменьше – чистых управленцев, к тому же мечтающих поскорее перебраться в более престижный и денежный регион.
Люди самостоятельные и самодостаточные – вообще более надежные. Что среди священников, что среди архиереев. Пусть ими и непросто руководить. Сегодня – как и в древние времена – христиане идут к Богу вслед за учителем, за его личным примером, который действует лучше, чем сотни книг и телепроповедей. Когда так происходит, это нужно ценить, не пытаясь выстроить всю христианскую жизнь по какой-либо схеме в рамках епархии или всей Церкви. В моменты трудностей естественно выросшие лидеры православных общин станут лучшей опорой Церкви, а вот «менеджеры» и искатели карьеры быстро разбегутся или сломаются. История гонений и расколов ХХ века это прекрасно показала.
Кстати, об искателях карьеры. Некоторые из них пытаются – и порой небезуспешно – использовать деньги. Грех симонии, то есть покупки церковных должностей, не изжит у нас с советского времени. Из этих же времен родом и другая проблема: попытки использования светских властей. В начале девяностых было много шума вокруг темы «сотрудничества» священнослужителей с КГБ. Рассказывали, что иерархи были чуть ли не генералами, а благочинные – полковниками. В ответ Синодом была создана специальная церковная комиссия во главе с молодым тогда епископом Александром (Могилевым), ныне митрополитом Астанайским. К сожалению, выводы комиссии никогда не были обнародованы.
Однако я убежден, что скрывать в большинстве случаев было особо нечего. Никаких генералов и полковников среди духовенства не было – этого не позволяли установки самого КГБ и советского партийно-государственного руководства. Сам же по себе контакт с советской властью, в том числе с «органами», никаким грехом я не считаю, как и контакт с властью иноверной, положим, в Османской империи, или с властью агрессивно-секулярной, как в нынешней Франции. И та и другая – по сути антихристианские. Но и представителям такой власти можно говорить о нуждах Церкви, а может быть, и о вере. С любой властью, кроме совсем уж богоборческой, могут найтись общие заботы и общие дела. И в этом нет ничего дурного – даже если в записи разговоров тот или иной священник проходит под кодовым названием «агент Михайлов» или, положим, «зимми (христианин, находящийся под шариатской властью, платящий ей дань и в чем-то перед ней отчитывающийся) Владимир».