Лет десять назад в одной епархиальной приемной встретил средних лет дамочку, буквально пышущую злобой. Несмотря на то что человек я там был посторонний, она набросилась на меня с жалобами на своего настоятеля:
– У нас в приходе революционная ситуация. Верхи прогнили, низы скоро возьмутся за топор. Не уберут настоятеля – все перевернем, все вверх тормашками поставим! До Патриарха дойдем!
– А как революцию-то делать будете? – пытаюсь я обратить дело в шутку. – Как в семнадцатом?
– Да Ленин с нами и близко не стоял! Такое устроим – никому мало не покажется!
– Да что ваш настоятель натворил-то?
– Агрессивный он. И смирения маловато…
Проблема, впрочем, еще и в том, что церковные суды обычно рассматривают дела, касающиеся канонических наказаний – отлучения от Церкви, извержения из сана, запрещения в служении (то есть лишения священника права совершать таинства и богослужения на некий срок или «до раскаяния»). А вот что происходит в случае отстранения священника от прихода, а епископа – от управления епархией? Или увольнения профессора, преподавателя, церковного старосты, синодального чиновника? Каноническая процедура для этого формально не нужна, церковный суд – тоже. Решили епископ или Синод (в случае архиерея), причем без обсуждения вопроса с «предметом» рассмотрения – и все тут. Апеллировать некуда, суд может сказать: «Это не наш вопрос, мы применяем каноны и налагаем положенные по ним наказания» (они были перечислены чуть выше). В светский суд не обратишься – это запрещено одним из канонов, говорящим: «Если некоторый клирик имеет судное дело с другим клириком, да не оставляет своего епископа и да не прибегает к светским судилищам» (9-е правило IV Вселенского Собора). В случае суда клирика с епископом это же правило предлагает обращаться к «областному собору» или высшим церковным властям. И, кстати, в случае нарушения этого канона возникает самостоятельное основание для церковного суда и канонических мер. В итоге епископ или Синод могут принимать жесткие кадровые решения, исходя, например, из «церковной целесообразности» – и чувствовать себя при этом спокойно. Жаловаться практически некому – многие письма на имя Патриарха остаются без аргументированной реакции, а их авторам предлагают обращаться к тем, на кого они жалуются. Формально все правильно: отменить кадровое решение архиерея Патриарх не вправе. Доказывать «нецелесообразность целесообразности» тоже почти бессмысленно: это вам не дело о краже, каждый волен трактовать общий термин как хочет.
К сожалению, эта «железобетонная» система может быть побеждена только открытыми протестами, требованием рассмотрения любой канонически обоснованной жалобы и любого заявления в церковный суд, а также адресованного всем православным людям обличения тех, кто в рассмотрении жалоб и исков отказывает. Такое обличение вполне легитимно – после обличения приватного, письменного или устного, а затем после вовлечения в спор еще двух-трех человек. Именно так поступать велит Сам Христос, сказавший: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–17). Надеюсь, что включение этой евангельской «процедуры» – не за горами.
Поколения духовенства стремительно меняются. Священников, успевших послужить в советское время, нынче от силы процентов пятнадцать, да и те по большей части находятся за штатом – на мизерной пенсии, иногда с возможностью «подработать» в приходе – или на «почетных» должностях. Энтузиасты восьмидесятых и девяностых – интеллигенты и прочие «разночинцы», которые пришли в Церковь с горящими глазами и стали главными моторами ее возрождения за последние 25 лет, – сейчас уже разменяли шестой, седьмой, а кто и восьмой десяток. Как уже приходилось писать, многие из этой генерации навсегда ушли в долины разочарований и новых поисков.