Вера Холодная. Королева немого кино

Я приехал в тот момент, когда в ателье шла съемка.

Шипели юпитеры, заливая все ярким светом, мерно трещал съемочный аппарат, и громко раздавался звучный голос режиссера, перекрывая собой звуки рояля.

Играли танго, и перед аппаратом тангировала красивая пара.

Вдруг пылкий танцор выхватил нож и вонзил его в грудь своей партнерши…

Без стона упала она к его ногам. А он с диким, блуждающим взглядом, выронив нож, смотрел на нее.

«Готово, мерси», – прозвучал довольный голос режиссера – и все бросились поднимать жертву дикой ревности.

Она встала, улыбаясь.

Это была В. В. Холодная.

Ее легко было узнать – те же черты, по встречам у экрана. Только лицо было покрыто своеобразным желтоватым гримом – так лучше выходит на экране.

Сейчас же после этой сцены ее снимали «крупно», потом снимали только руку убийцы с ножом, и съемка закончилась.

Это была сцена из картины «Последнее танго».

С шипением погасли юпитеры.

Артистка была свободна.

Меня представили ей, и она любовно обещала принять меня, когда приведет себя в порядок. Ее голос поразил меня – чистый, ясный, грудной, я невольно пожалел, что экран отнимает его у нас. Впрочем, он дает нечто большее… Но это к делу не относится.

Через несколько минут я был в уборной артистки.

Вера Васильевна, утомленная игрой и неподготовленная, не могла отвечать на вопросы для интервью.

Мы просто беседовали о разных вопросах.

– Вы знаете, игра для экрана требует много напряжения и очень утомляет. Нелегко было привыкать к искусственному свету.

Юпитеры слепят глаза, а если они много горят, воздух становится душным, и долго играть невозможно.

Но я люблю это творчество, не зависящее от публики в полном смысле этого слова. Самодавлеющее для актера.

Для нас давление режиссера не очень заметно. Мы вместе продумываем сцены, и после репетиции режиссер лишь корректирует нашу игру, так как наблюдать самому за собой невозможно.

Когда я только начала играть для экрана, меня запугивали режиссерами. Говорили, что это деспоты, насилующие волю артистов, не считающиеся с их творческим пониманием ролей. Но мне пришлось убедиться, что все это – пустяки. Первый режиссер, у которого я снималась, незабвенный Е. Ф. Бауэр, был очень чуток и всегда поощрял творческую инициативу. Так же относился и П. И. Чардынин. С моим переходом в ателье Д. И. Харитонова простор для творчества – еще шире. Наша небольшая «коллегия» (я, Максимов, Рунич и Худолеев) и режиссер во всем работают дружно. Мы, артисты, делаем сцену, режиссеры помогают нам выявить наиболее рельефно для экрана творческие замыслы. Да иначе и нельзя. Необходима полная свобода творчества артиста. Нельзя быть обезьянкой, повторяющей указку режиссера. Нужно и важно отходить от шаблонов, в каждой роли быть иной и искать новое.

Теперь для этого у нас есть широкая возможность, и поэтому я легко себя чувствую в нашем ателье, я сроднилась с ним и ничуть не жалею, что ушла из ателье Ханжонкова. Я очень колебалась, прежде чем решилась на этот шаг, главным образом потому, что боялась нового дела. Но то, что во главе его стоит П. И. Чардынин, убедило меня, и я рада, что ошиблась.

Главное горе для артистов – отсутствие сценариев, над которыми стоило бы работать. Удивительно, до чего мало истинных творцов в этой сфере. Большие художники и писатели не идут к экрану, не творят для него, а может быть, и дать ничего не могут; новых драматургов экрана совсем нет. Приходится прибегать к инсценировкам, что я считаю нежелательным и для кинематографа, и для артистов.

Слишком разная сфера – литература и экран. Необходимы для кинематографа свои собственные, для него созданные произведения. Кинематограф должен показать настоящую жизнь, во всем ее многообразии, во всей глубине и сложности ее противоречий, ее красоты и правды. Я верю, что это будет.

А пока приходится играть в инсценировках или в слабых оригинальных кинопьесах. Поэтому я не могу назвать ни одной наиболее любимой моей роли на экране, хотя ко всякому образу, который мне приходилось воплощать, я относилась с увлечением, надеялась создать нечто свое, особенное. А увидишь потом на экране – и разочаруешься. Не то, что в душе лелеяла. Для артиста лучший критик – экран. Я знаю, мне еще много нужно работать над собой, ибо творческий путь экрана труден.

Моя мечта – это роли трагические и красивые, вроде «Маргариты Готье». Я надеюсь, что еще удастся сыграть их. Но роли, которой я была бы вполне довольна, у меня еще нет. Может быть, это к лучшему. Если бы была такая роль, это был бы конец для актера. Когда человек доходит до высшей точки, дальше начинается падение, особенно для актера вообще, а актера экрана в частности. И очень опасно, когда достигаешь этой высшей точки слишком рано. Впрочем, у истинных творцов не может быть этого рано – они всегда в искании и недовольны собой.