Вера Хоружая

Вера не стала предаваться воспоминаниям, расспрашивать Додюка, как он тут оказался. Путь молодых революционеров в той или иной степени схож. Еще в то время, в Мозыре, она знала, что Додюк из беженцев, а родом откуда-то из-под Пинска. Ничего удивительного, что он сейчас здесь.

— Ну, рассказывай, что у вас стряслось.

Села напротив, чуть склонила набок голову и приготовилась слушать. А он рассказывал, с чего начался провал, как ребята успели оповестить друг друга о беде, кто как вел себя в минуту опасности.

— Сможем собрать оставшихся на воле комсомольцев?

— Если нужно, соберем.

— Подбери подходящее место, чтобы в случае чего была возможность уйти. Назначь на пять часов вечера. Заходить по одному.

Домик, где проходило собрание, находился в глубине двора, из которого можно было выйти на две разные улицы. На опасных точках подпольщики поставили своих наблюдателей.

Вера, сидя у стола, уверенно говорила:

— Нашим ответом на провокацию и аресты должно быть усиление борьбы, сплочение наших рядов, рост числа комсомольцев. Вся молодежь Пинска должна учиться у нас мужеству, стойкости, боевитости, — и ни тени уныния в наших сердцах. Я предлагаю выпустить листовку, в которой разоблачить коварные методы дефензивы, засылающей в наши ряды провокаторов, и бросить в лицо оккупантам, что мы не боимся их! Листовку я напишу, а городской комитет партии поможет отпечатать. Ваша задача распространить ее в самых людных местах одновременно. Сможете?

— Сможем! — в один голос ответили присутствующие.

— Додюк получит листовки у меня, раздаст вам. Условитесь с каждым в отдельности, где и когда получите.

Через день Пинск только и говорил, что о комсомольских листовках. Людская молва уверяла, что их были тысячи, что власти беснуются от злобы, но не могут найти тех, кто писал, печатал, распространял.

Обстановка в Западной Белоруссии в то время была очень сложной. В странах Западной Европы революционное движение шло на спад, уменьшалось оно и в Польше. А здесь, на «восточных кресах», еще гремели выстрелы, партизанские отряды нападали на посторунки (полицейские участки), фольварки. Отлив революционной волны в Польше развязывал руки военным властям для расправы с партизанами. Все очевиднее становилось, что вооруженными выступлениями, тем более разрозненными, главная цель — воссоединение Белоруссии в едином Советском государстве — не может быть достигнута. Надо было менять стратегию, тактику и средства борьбы.

Вот тогда особенно пригодились литературные способности Веры Хоружей. Она писала статьи в подпольные газеты «Чырвоны сцяг» и «Большевик», воззвания к населению Западной Белоруссии, в которых разъясняла политику КПЗБ, призывала трудящихся сплотиться вокруг коммунистов, разоблачала лжереволюционеров.

Однажды августовским вечером, вернувшись после очередной поездки в Слоним, Вера села писать письмо в Советскую Белоруссию.

С душевным трепетом начинала первые фразы письма. Знала, что это уже не ее личная переписка, что за каждым ее словом — жизнь комсомола Западной Белоруссии. Еще никогда она не чувствовала такой большой ответственности за написанное.

«…Что же тебе написать обо мне? — не спеша выводила она слово за словом. — Живу по-прежнему, широко и жадно хватая жизнь. По-прежнему вокруг меня разлита огромная яркая радость».

Да, самое подходящее слово «радость». Как же иначе назовешь то чувство, какое испытывает она, видя, как ее братья и сестры находят свое место в рядах борцов за свободу и счастье трудящихся, как решительно бросаются они в бурный водоворот политических событий и, несмотря на самые тяжкие испытания, крепко держатся друг за друга. Разве это не счастье?

Вера никогда не кривила душой, не мирилась с полуправдой. Она писала своим друзьям только правду, рассказывая им о жизни комсомольцев-подпольщиков Западной Белоруссии.

А жизнь эта очень сурова. То из одного, то из другого воеводства приходят вести об арестах комсомольцев. Многих она знала лично. В застенки дефензивы попадают целые организации. За арестом следуют пытки, а потом тюрьма. Парням и девушкам, только что вступающим в жизнь, приходится долгие годы проводить за тюремной решеткой. Она видит их молодых, здоровых, жадных к жизни и борьбе. Нет, не только радость заливает сердце Веры Хоружей, но и глубокое человеческое горе. Об этом следует рассказать друзьям из Советской Белоруссии, чтобы они поняли, в каких условиях приходится жить и бороться их западным братьям. Открыто обо всем не напишешь, да не беда, можно и намеками.

Рука сама выводила:

«Но кроме радости, есть теперь и очень, очень много горя. Обстоятельства, условия жизни так жестоки, так суровы, так не хотят считаться с планами, намерениями и желаниями отдельных людей. Жить стало страшно трудно. «Эмиграция» (так для конспирации Вера Хоружая называла аресты и казни подпольщиков. — Авт.), всегда сильная, теперь приняла необычайные размеры. «Уезжают» близкие и дальние, родные и знакомые. «Уезжают» целыми группами и в одиночку. Больнее всего бывает при «отъезде» целых групп»[4].