Вера Хоружая

Но каким-то чудом девочка выжила, хотя и осталась калекой. Она медленно поправлялась. И когда на ее бескровном личике однажды засветилась робкая, совсем не детская улыбка, об этом узнала вся тюрьма и с особым восторгом Вера.

— Не завидуй Марии, родная, — говорила она «Антонине», — посмотри, в каких условиях растут эти малыши. Ведь они же только 20 минут в сутки могут дышать по-человечески. Без солнца, без воздуха.

— Да, все это верно, но они при материнском сердце.

Разве можно доказать матери, что разлука лучше неволи?

Шли месяцы, годы. Связь заключенных с партией, с волей не прекращалась. Вера посылала родным и знакомым письма.

Жизнь Советской страны, хотя и с запозданием, становилась известной и за высокими каменными стенами и толстыми решетками тюрьмы из писем, из буржуазной прессы. Между строк опытным глазом Вера улавливала то, что фашисты скрывали от польского народа об успехах Советского Союза.

Советский народ претворял в жизнь великую ленинскую идею индустриализации страны. Появлялись новые города и поселки, всюду поднимались леса новостроек. Новые шахты, новые домны, новые машиностроительные заводы… Невиданные преобразования в сельском хозяйстве… Грандиозный советский пятилетний план — дух захватывало от его величия.

«Мои милые друзья, товарищи мои дорогие! — писала Вера в январе 1930 года. — Сегодня получила от всех вас письмо и вот, имея возможность побеседовать с вами без цензуры, пишу всем сразу. Любимые мои, далекие! Не только радость, солнечную, лучезарную, приносят нам ваши письма. О нет! Приносят они нам более важное — уверенность, что сбываются наши мечты.

Понимаете ли вы, какая сила, какая уверенность наполняет нас, когда читаем, что эти мечты превращаются в конкретные планы, осуществляющиеся у вас, становятся в тысячи раз более великими, чем в наших мечтах.

И вот с этим сознанием приходит мысль: пусть нас пока что здесь пытают, пусть расстреливают на демонстрациях, пусть мучат в дефензивах и морят по тюрьмам, но СССР существует, но социализм строится на земле! А когда существует СССР — будет победа и у нас. Эта вера в победу, эта уверенность в ней в настоящее время весьма характерное явление для самых широких масс рабочих и крестьян.

Любопытно, что даже те, которые не решаются вступить в партию или в комсомол, или те, которые вышли из них, объясняют теперь свою пассивность не тем, что, мол, «ничего из этого не выйдет», а тем, что «и без нас обойдутся»… Испугавшихся можно встретить уйму, но разочаровавшихся — очень редко. Фашизм своей двойной политикой кнута и пряника выковывает на свою погибель такую гвардию, что можете быть уверены в том, что скоро будете приезжать в Варшаву не на дипломатические конференции, а на съезды Советов.

Вы уже, наверное, слышали это от наших делегатов, но прислушайтесь, родные, и вы услышите это также через тысячи решетчатых окон, через гул машин, через мощные песни демонстраций, через осторожный шепот конспиративных заседаний.

Вы слышите?

Так еще быстрее и крепче стройте, крушите, ломайте остатки старого строя и знайте, что от каждого удара ваших молотов содрогается все здание фашистской Польши. А мы, мы выше поднимаем головы, сильней сжимаем кулаки.

Помните ли вы об этом?

Помните, любимые, и гордитесь тем, что вы не только строители, но и борцы за свободу миллионов, миллионов угнетенных фашизмом рабочих и крестьян. Нужно, чтобы об этом знал каждый фабзайчик, каждый член колхоза. Сколько сил это им прибавит, насколько радостней будет труд.

Одновременно с вашим письмом я получила письмо и из Польши. Вот где контрасты! Но есть и общее: энтузиазм, неудержимое стремление к борьбе. Товарищи мои на свободе живут «от тюрьмы до тюрьмы», но и на свободе они подвергаются бесконечным обыскам, арестам, допросам в дефензиве…»[19].

Однажды в камеру принесли посылку.

— Хоружая, получай, — швырнула надзирательница небольшой сверток.

Все бросились к столу. Осторожно развернули пакет. В нем лежала белая кофточка, вышитая белорусскими узорами.

Девушки с восхищением смотрели то на кофточку, то на Веру. А она обняла одну за другой всех своих подруг и горячо расцеловала их, будто они преподнесли ей такой неожиданный подарок.

Через день уже иным, подпольным путем Вере вручили письмо колхозниц Смолевичского района. Цензура наверняка не пропустила бы такое письмо. Далекие незнакомые советские женщины делились с польской политзаключенной Верой Хоружей своими радостями. Они рассказывали о том, что в колхозе нашли долгожданное счастье, что работают дружно и старательно, поэтому и урожай вырастили хороший. Капусту их хоть на выставку посылай — по 24 фунта кочан. А вечерами колхозницы ходят в школу, повышают свою грамоту. Они шлют славной комсомолке Вере Хоружей свой скромный подарок — кофточку и желают ей твердости духа, бесстрашия и доброго здоровья.

Много дней подряд Вера перечитывала письмо белорусских женщин. Заучивала его на память, как стихи. Да оно и звучало для нее не хуже стихов — столько в нем было душевного тепла, высокого благородного чувства, человечности и оптимизма.