Читаем Вера на марше полностью

Всё это побудило всех начать высказываться. Вдохновлённые рассказом Кэллогга многие из присутствующих воспользовались возможностью рассказать о себе и сказать, что они были в таком же положении. Они были методистами, баптистами и пресвитерианцами, но их ярлыки тоже исчезли, и они тоже хотели знать, кому они принадлежат. Ещё до того как окончился конгресс они все и Келлог, как один, выяснили, что в течении многих лет они жили как верный раб в служении Иегове.

Начало

Как и у Чарльза Расселла, моё сотрудничество с течением началось в молодости, как я уже упоминал. Я тоже искал путь служения Богу угодным ему образом, и хотя моё первое знакомство с учениями и деятельностью Свидетелей Иеговы принесло мне много радости, это потребовало настоящего изменения мышления.

Я родился 2 июля 1877 года в Канаде. Оба моих родителя были строгими пресвитерианцами и активными членами церкви. Однако я попал в католическую среду в Новой Шотландии, где не было пресвитерианской церкви, лишь католическая. У нас был зал в городе, в котором мы проводили воскресную школу и встречи для молитв, и в этом заключалась наша религиозная деятельность. Это было в трёх или четырёх милях от постоянной пресвитерианской церкви, и церковь была единственным местом, куда мы ходили. Как самый младший, я не много знал о Библии, но у меня было большое почтение ко всему, что имело отношении к церкви. То, что мне говорили мои мама и папа, я воспринимал, как истину.

Мой старший брат сомневался и, в конце концов, сильно шокировал нас, мальчиков, сознавшись по секрету, что он — агностик. Он сказал: «Если и существует Бог, то он отличается от того, что о нём говорят кальвинисты. Я не верю тому, чему они учат о предначертанности. Если Бог отправляет некоторых людей на вечные муки, а других — к небесной славе ещё до их рождения, есть ли в этом хоть какая-то справедливость? Потом они говорят нам, что те, кто на небесах, поют Богу хвалу, и вот почему он забрал их туда: потому что ему это доставляет удовольствие. Всё, что я могу сказать, — это, что, должно быть, он наслаждается стонами тех, кто страдает в аду, больше, чем пением тех, кто в раю, потому что он берёт на небо лишь малое стадо, но они утверждают, что он посылает миллионы в ад. Я не могу верить в такого Бога».

Это привело меня в ужас.

Семейная трагедия

Я никогда не был по-настоящему активным в моей религии до тех пор, пока в моей семье не произошла настоящая трагедия. Когда мне было лет тринадцать, однажды зимой я с моей младшей сестрой в воскресный день пошёл кататься на санках. Мы сильно вспотели. На следующее утро моя сестра слегла с дифтерией. Они называли эту болезнь бронхиальным крупом. В понедельник вечером она умерла.

Для меня это было сильным шоком. Я сказал: «Жизнь коротка и хрупка. Если то, что мы делаем здесь влияет на то, что будет потом, тогда мы будем большими глупцами, если не будем посвящать наше время служению Господу теперь с надеждой получить что-то лучшее в вечности. Что до меня, я собираюсь занять эту позицию и делать то, что, как я думаю, будет приятно моему Господу».

В нашем городке было лишь несколько мальчиков-пресвитерианцев, и они не понимали, почему я вдруг стал таким религиозным. Несмотря ни на что, я придерживался этого и делал лучшее, что я мог, чтобы служить Господу, как мы понимали это в моей церкви.

Религиозные амбиции

Когда мне исполнилось шестнадцать, я решил стать проповедником. Я ходил в школу, которая была далеко от моего дома, готовясь посещать теологические семинары. По некоторым неясным для меня причинам я страдал от нервного расстройства, и мне нужно было успокаиваться. Я приходил домой обескураженным и с разбитым сердцем, не зная, что делать. Но мой отец был очень рассудительным человеком и никоим образом не вычитывал меня, но спрашивал, что бы он мог для меня сделать. Он дал мне немного денег, и я поехал в Бостон, штат Массачусетс.

Находясь один в большом городе, я не был уверен, что мне делать дальше. Но я специально исследовал всё вокруг, чтобы видеть, что я мог найти на пути религиозной жизни.

Вскоре после моего приезда Дуайт Л. Муди и его товарищи Аира Дэйвид Сэнки, Френсис Мерфи и Сэм Джонс приехали в город, чтобы поддержать возрождение. В течении двух недель Муди выступал дважды в Тремонт Темпл, и для меня было по-настоящему волнующе видеть, как большие толпы идут в церковь. Их цель заключалась в том, что они хотели «предать себя Богу» и быть спасёнными его милостью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное