Апелляционный суд в своём решении изложил, что присяжные должны были решать, виновны подзащитные или нет. Но правительство не хотело рисковать проиграть дело на другом суде присяжных. Обвинитель боялся, что дело будет проиграно, поскольку истерия времён войны, которая помогла правительству осудить нас в 1918 году, спадёт в 1919 году, когда дело будет пересматриваться. Война окончилась, и предубеждения не были такими сильными. Правительство боялось, что если беспристрастный суд присяжных будет слушать дело снова, то они проиграют. Страх проиграть дело заставил правительство прекратить дело, мотивируя это nolle prosequi [отказ истца от иска
С тех пор иногда некоторые враги судьи Рутерфорда называли его «бывший преступник». От правды ничего не отнимешь, и, исходя из хорошо известных фактов, доказывающих это, то были очевидные выпады предвзятых людей, которые, возможно, не знали фактов.
Если бы обвинение против него не было снято, судью Рутерфорда лишили бы звания адвоката. Бывший преступник не может быть адвокатом. Адвокат, являющийся бывшим преступником, должен быть лишен звания. Однако Рутерфорд никогда не лишался своей лицензии.
После ошибочного осуждения в 1918 году Рутерфорд многократно появлялся в Верховном суде Соединённых Штатов как советник и оставался членом судейской коллегии со дня избрания в мае 1909 года до смерти в 1942 году. Поскольку обвинение было отозвано и клеймо снято, неправильно говорить, что Рутерфорд был бывшим преступником. На самом деле он был ошибочно осуждён по незаконному приговору.
Мы были счастливой компанией в Атланте, когда Рутерфорду пришла телеграмма, в которой говорилось о том, что нам разрешили внести залог. Наши друзья внесли его в субботу вечером, и в понедельник утром мы могли отправиться в Нью-Йорк, где мероприятия для залога были завершены. Те выходные были для нас восхитительными. Охранники в тюрьме были очень добрыми; они и директор тюрьмы, в частности, поздравили нас с освобождением.
Мы пришли в здание Федерального суда в Бруклине, где был внесён залог. Было очень странным выходить и идти куда угодно без охранников, шумящих за нами, спрашивающих, куда мы идём, или требующих разрешения.
Наши друзья устроили настоящий праздник по случаю нашего возвращения в Нью-Йорк, но теперь, когда мы вышли из тюрьмы, у нас не было места, где мы могли выполнять нашу работу. Скиния была продана, и Вефиль был лишён оборудования. Бесспорно, это было ударом. Практически ничего не было. Нам был нужен офис и место, где мы могли выполнять небольшой объём печати.
Рутерфорд поехал в Калифорнию, в то время как Р. Мартин и я поехали в Питтсбург, куда было перевезено всё наше офисное оборудование, чтобы увидеть, можно ли что-нибудь сделать. С. Вайз тоже был там. Его избрали вице-президентом, пока мы находились в тюрьме. Мы основались на верхнем этаже нового здания на Федерал-стрит в Питтсбурге, и всего несколько человек знали, где мы находимся. Мы старались сдвинуть дела с места и по возможности расширить работу, но мы были полностью парализованы, потому что все наши типографии были проданы, и наши станки и другое оборудование, которое нам было нужно для расширения работы, было сломано. Казалось, что мы не в силах сделать ничего. Нам нужно было начинать с нуля.
Однажды утром в офис вошёл человек. У нас не было специальных пропусков, и никто не сидел в приёмной. Вы могли войти прямо в офис. Я поднял глаза от своего стола, и увидел его, человека, который сотрудничал с нами много лет и которого я хорошо знал. Он был влиятельным человеком из одного из южных штатов. Он жестом попросил меня выйти к нему, и мы пошли в комнату, из которой мы сделали небольшую гостиную.
«Кто ответственный за работу здесь, брат Мак?», спросил он.
Я ответил.
«Брат Рутерфорд здесь?»
«Нет, он в Калифорнии. Но брат Ван здесь, и брат Вайз, и мы все».
Он сказал: «У вас здесь есть личная комната?»
«Мы закрываем эту дверь, эта комната личная. Что ты хочешь сделать, Джордж?»
Он начал снимать свою рубашку и продолжать говорить со мной. Я подумал, что он сошёл с ума. Он был немного грязным и был одет в дорожную одежду, хотя всегда он был опрятным и хорошо одетым. Когда он дошёл до нижней рубашки, он попросил нож. Потом он отрезал небольшую заплату и вытащил оттуда деньги, скрученные в трубочку. Там было около 10 000 долларов.
Он положил их и сказал: «Это поможет вам начать эту работу. Я не мог послать чек, потому что я не знал, кто был здесь. Я всю дорогу не спал, потому что не хотел, чтобы их отняли, если бы заподозрили, что они у меня есть, поэтому я сидел целую ночь. Я не знал, кто отвечает за работу, но теперь я вижу вас, братьев, которых я знаю и доверяю, и я рад, что пришёл!»