Вера, надежда, любовь

– Ой! Больно же! – взвыла от испуга Маша. Лицо ее горело огнем, ей казалось, что Инна содрала вместе с пленкой и кожу. – Ничего себе, пытки в застенках…

– Да ладно… – успокоила ее Инна. – Не вздрагивай. Сейчас кремиком хорошим намажем, вот так, вот так… Теперь спонжиком тон нанесем, потом пудру…

– Это что, ты каждое утро над собой так издеваешься? – удивилась Маша, слушая Иннины комментарии.

– Ну почему издеваюсь? Я делаю это с удовольствием… Я же женщина, в конце концов, а не серая мышь. Так, теперь чуточку румян, потом подкрасим глазки… Ой, Лен, а что мы будем делать с бровями? Это же ужас что такое, тут работы на целый час!

– А что у меня с бровями? – обеспокоенно спросила Маша. – Какой работы на час?

– Тихо, Мышонок, не волнуйся! Доверься специалистам. Брови будем выравнивать. Хотя бы по нижнему краю.

– Это больно? – спросила Маша.

– Потерпишь, Галатея ты наша ненаглядная! Другие ради красоты и не такое терпят… Помнишь, Инка, как в прошлом году тебе губы корректировали?

– Ой, лучше не вспоминай… Гель какой-то некачественный ввели, я думала, навеки уродом останусь.

– А зачем гель в губы? – спросила Маша, героически терпя экзекуцию по выравниванию бровей.

– Ну, чтобы объем придать, пухлость… Да что я тебе объясняю! Все равно не поймешь!

– Действительно, не пойму… Ой! Хватит уже! Больно…

– Все-все, заканчиваю!

Последний штрих… Инна долго еще колдовала над ее лицом, Ленка над прической. Потом обе они отошли в сторону, встали перед Машей с загадочными лицами, помолчали…

– Да… – задумчиво произнесла Инна. – А Копченая Колбаса, то бишь Филипп твой прав, в чем-то определенно прав относительно потенциала…

– Вставай, Галатея, смотри на себя! – разрешила Ленка.

– Стой! Не надо, подожди!

Инна опрометью кинулась к шкафу, стала выбрасывать на кровать легкие разноцветные одежки. Наконец вытащила красивое шелковое платье нежного фисташкового цвета с большими красными цветами по полю, на тоненьких бретельках, с разрезом до бедра.

– Ой, нет, я такое не надену… – сделала попытку к сопротивлению Маша.

– Да чего уж там, Мышонок! – решительно махнула рукой Ленка. – Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Дойди до последней точки разврата, совсем отдайся!

Вдвоем они помогли ей втиснуться в платье, которое оказалось еще и с корсетом, отчего грудь поднялась вверх, красиво расположившись в откровенном вырезе.

– Отпад… Ну полный отпад, Мышонок… – завороженно повторяла Ленка. – Сама себя сейчас не узнаешь… Обернись к зеркалу, посмотри!

Маша долго всматривалась в свое отражение, не проявляя никаких эмоций по поводу увиденного. Странное у нее было чувство, некомфортное какое-то. Из зеркала на нее смотрела действительно очень красивая женщина с искусно сделанным макияжем, модной прической с торчащими на затылке озорными хвостиками. Красивая, только чужая совсем. Внутри было пусто, неприютно как-то, словно душа ее обиделась на новую оболочку, не хотела в нее входить, стояла где-то в сторонке, надувшись, как мышь на крупу.

– Что ты молчишь? – не выдержала Инна. – Неужели не нравится? Тебя же сейчас не узнает никто! Действительно, сюрприз получился…

– Почему? Нравится, конечно. Только я так долго ходить не смогу! Непривычно как-то.

– Ну, пойдем народ поражать! – взяла ее Ленка за руку. Обернувшись к Инне, спросила: – А как ты думаешь, Инка, кто от процесса преображения большее удовольствие испытывал, Пигмалион или Галатея? По-моему, так Пигмалион…

– А то! – вскинулась Инна. – Сколько тут наших трудов положено! А косметики моей сколько ушло! А ей, видишь ли, непривычно как-то… Хотя бы одну радостную эмоцию для приличия выдала! Мышь, она и в Африке мышь…

Маша медленно спустилась по лестнице, придерживая подол длинного платья. В сопровождении Инны и Ленки босыми ногами ступила на газон, медленно пошла в сторону бассейна, гордо неся голову и изо всех сил стараясь придать походке некую вальяжность, соответствующую, как ей казалось, новому образу. Увидев сидящего на траве Арсения, изумленно глядящего на нее, вдруг подумала: «Скорее всего, только из-за него я и согласилась на эту авантюру, похожую на всплеск отчаяния… Пусть меня запомнит такой, когда к своей Алене уйдет! Хотя зачем ему меня помнить? Все равно, пусть…»

– Мышь, это ты или не ты? – недоверчиво произнес Арсений, вставая ей навстречу. – Что они с тобой сделали, милая ты моя? Семен! У тебя жена – подпольная красавица, что ли? Столько лет скрывалась!

– Она и без помады красавица… – недовольно пробурчал Семен. – Всем вам охота, чтоб только поярче было, а женская красота – она изнутри светится, ее не всем видно!

– Браво, Семен! – захлопал в ладоши со своего шезлонга Филипп. – Вот, дорогая Инночка, вам яркий пример наличия женского потенциала! Слышали? Изнутри светится! А теперь, пожалуйста, и снаружи! Сейчас-то вы со мной согласны?

– Мамочка, какая ты красивая! Какая молодая! Катька, ну посмотри, что за прелесть! Отпад! Полный отпад! – хлопая в ладоши, прыгала вокруг Маши Варька.