— Ну как же, Надежда Федоровна, как же! На небе — как на земле. Люцифер был ангел — светоносец, правая рука бога. Оказался оппозиционером, задумал свергнуть монарха и угодил в ссылку — в преисподнюю в качестве князя тьмы. Ничего божественного, обычная земная история. Так что Любе ничто не грозит. Я бы и вам посоветовал.
Он оглядел книги, увидел, что искал, и встал на спинку кровати, чтобы дотянуться до верхней полки. «Нормальный человек», — дивилась Надежда.
— Я дам вам книжку одну, — спрыгнул он. — Берите, берите! Это не жития святых. И вообще не думайте, пожалуйста, что я хочу привлечь вас к церкви. Можете не приносить. Оставьте в городской библиотеке у Анны Михайловны.
Надежда помедлила-помедлила и взяла.
— Спасибо, — растерянно сказала она.
Нет, все же надо было уходить. Уходить и уходить!
— Погодите! Еще минуту одну, не больше. Может, и не стоило бы, ну да ладно!
Отец Александр подал ей листок.
— Сломало сваю у моста — льдом. Будут, наверное, забивать новую. Но сваи там не надо. Достаточно двух распорок под углом — ничего особенного. Тут чертеж и расчет прочности. Азбучное дело, но может не прийти никому на ум. Кто-нибудь из ваших друзей мог бы предложить от своего имени… Непременно от своего.
Дома Надежда как вошла, так и села в передней. Она никак не могла выбрать тон — рассказать ли о попе уважительно или, как всегда, с усмешкой. Остановилась она на втором, привычном.
— Ну, хитры, черти! Вот и дивись, почему в него девки влюбляются, почему в церковь ходят. Он же меня околдовал!
Листок с чертежом Карякин рассмотрел, ничего не сказал и передал другим. Другие поступили так же.
— Гляди-ка, Байрон! «Мистерия Каин».
Пошла по рукам и книга.
— Надо мне было спросить, почему он поп, — спохватилась Надежда.
— И почему он не женат, — подсказал кто-то. — Попу холостому быть не положено.
— Тебе, Надежда, его сюда позвать бы — вот что. Мы бы его тут раздели!
Надежда пожалела:
— А ведь пришел бы! Ей-богу, пришел бы.
— Упущение! — согласился Карякин.
— Ну да ладно! Не идти же к нему второй раз! Что тут у нас? Как гости?
Компания, заметно скисшая за эти часы, опять воспрянула духом: в доме явилась хозяйка. Надежда отворила дверь на балкон. В комнату вошел бодрый дух талой воды, а табачный дым шевельнулся и медленно пополз наружу. Затем Надежда кликнула женщин. В две минуты были убраны грязные тарелки, окурки и всякий сор. Стол преобразился, сам воздух переменился, стало опять празднично. Мужчины перестали допытываться друг у друга: «Ты меня уважаешь? Нет, скажи, ты меня уважаешь?» Лешка завел радиолу. Все разом вспомнили про женщин, и пошли танцы. Только Степан с Пашкой все еще стояли в углу. Пашка держал Степана за пуговицу.
— Ну хорошо, — говорил он. — Тянуть из болота. А как? Если, скажем, бульдозер в болото сел — тут все ясно. Ты меня уважаешь, да? Ну, вот тогда скажи.
— Черт его знает! — разводил руками Степан. — Сам не знаю. Понимаешь — нет? Хоть подумать, что ли, как веселей жить. Зайдешь в Дом культуры: танцы — кино, кино — танцы. Хулиганье… Верно я говорю? Нет, ты скажи, верно я говорю?
Карякин отправился за Надеждой следом на кухню — помогать.
— Сейчас будет пирог, — пообещала Надежда. — Подайте мне банку с вареньем. Ну, как вам наша квартира? Это не варенье. Это мука. Спасибо. Минуточку не уходите, вы мне будете нужны. Бедные мои гости! Что бы с вами было, если бы я не пришла? Владимир Сергеевич, можете петь арию мельника: вы весь в муке. А пирог опять подгорел…
Карякин равнодушно кивнул. У него из головы не выходил священник. Думая о нем, Карякин погладил кафельную стену, повертел краны. Холодная вода, горячая вода.
— Красота! — отвлекся он. — Роскошная жизнь.
— Скоро и вам дадут.
— Слышу об этом второй раз. Может, вы что знаете?
— Степан знает, — шепнула Надежда.
— Да? — Карякин выглянул из кухни.
Степан и Пашка все еще стояли в углу, держа друг друга за пуговицы.
— И все-таки я вам скажу, этот поп… Ай, ну его! Из головы не идет. Я лучше о другом…
— О другом, о другом! — подхватил Карякин и мотнул головой так, как если бы там тоже сидел поп и Карякин хотел его вытряхнуть.
— Нынче у меня разговор один был. С Тарутиным. Мне показалось, что я плохо его знаю. А я училась у него, он наш сосед. По-вашему, он какой человек?
Карякин вздохнул.
— «Не стоит слов. Взгляни и — мимо!» Он мне надоел. Это единственно, что я могу сказать определенно. А какой он человек… Никакой. В меру умен, в меру хитер. Труслив…
— Скажите-ка!
— Трус, каких свет не видал. Кажется, нас зовут. Как я понял, этот богатырский пирог…
— Ну, вы такой понятливый! — засмеялась Надежда.
Карякин взял пирог и понес его к столу. Надежда взяла кипящий чайник и понесла туда же. Гости встретили их общим восклицанием «О!», что всегда есть восторг. Было начало весны, новоселье, суббота. Вечер был очень хорош. О попе никто не вспомнил.
Злое память не держит.