Вера, Надежда, Любовь… Женские портреты

Как отмечает Александр Розанов в монографии о Полине Виардо, человек весьма достойный, Луи Виардо во всех отношениях был противоположностью талантливой и темпераментной Полине Гарсиа. Едва ли этот брак можно назвать действительно счастливым. Луи любил жену и к личности ее относился с уважением, не докучая ревностью. Но даже расположенная к нему Жорж Санд находила его «унылым, как ночной колпак» и записала в интимном дневнике, что Полина любила мужа «без гроз и без страсти». Однако ему она была обязана расширением своего интеллектуального кругозора, что впоследствии выделяло ее из массы артистов. За политическую деятельность мужа и окружавший его ореол «республиканизма», за «вольные мысли» самой Полины, писавшей в Россию Матвею Виельгорскому, что во Франции она предпочитает республику любому другому образу правления, на нее косились русские чиновники и полицейские Наполеона III, стремившиеся закрыть ей доступ во французские театры.

Как только Полина Виардо начала выступать в Итальянском театре в Париже, Луи Виардо покинул пост директора, но даже это не помогло ей удержаться в театре: примадонна Джулия Гризи сделала все возможное, чтобы с Виардо не подписали дальнейшего контракта. Так было и в дальнейшем. Полине Виардо все время приходилось яростно пробиваться на сцену, преодолевая интриги, зависть и неверность партнеров по сцене. Пела она прекрасно. Публика восхищалась ее колоратурными вариациями, ее нежнейшими фиоритурами, но тем не менее действительность была такова, что ей приходилось больше гастролировать – она пела в Лондоне, Берлине, Вене, Мадриде, Праге и других городах Европы, – чем выступать в Париже.

Двояко относилась к Виардо и парижская пресса: одни хвалили, другие покусывали. А тем не менее дарование Полины Виардо было налицо. Это отмечали Генрих Гейне и Эжен Делакруа. В противоположность приглаженному и «цивилизованному» типу артистки, Гейне находил в ней скорее «мрачное великолепие пустынного экзотического пейзажа». «При ее страстной игре» ему мерещились «растительные чудеса Индостана или Африки», «исполинские пальмы, увитые лианами с тысячами цветов», он не удивился бы, если бы на сцене появились вдруг «леопард или жираф или даже целое стадо слонят». При всей цветистости сравнений Гейне точно уловил суть необычного таланта Виардо.

Параллельно с театральной жизнью текла и личная. В элегантной парижской квартире на улице Фавар, 12, у супругов Виардо часто бывал весь европейский цвет интеллигенции – пишущей и сочиняющей: Бальзак, Ламартин, Жорж Санд, Гейне, Сент-Бев, Делакруа, Мицкевич и многие другие. 14 декабря 1841 года родилась первая дочь, названная в честь отца Луизой и в честь матери Полиной. Через 11 лет, 21 мая 1852 года, родилась вторая – Клоди. Третья дочь, Марианна, появилась на свет 15 марта 1854 года, и, наконец, 20 июля 1857 года родился сын Луи.

Виардо – мать четверых детей; потом к ним прибавился пятый ребенок, воспитанница – дочь Тургенева. Но до того как стать хозяйкой столь многонаселенного дома, Виардо продолжала свою профессиональную карьеру певицы.

После блестящих гастролей европейской знаменитости Рубини в Петербурге возникло желание создать постоянный итальянский театр. В рамках этой идеи и был подписан контракт с Полиной Виардо, правда, в северной столице слава ее еще не гостила. «Это сестра знаменитой Малибран, – так писали местные газеты и тут же прибавляли: – В Париже ее очень ценят». Но когда петербургской публике был представлен «Севильский цирюльник» – «этот прелестнейший цветок итальянского репертуара» с Виардо в роли Розины, Рубини – Альмавивы, Тамбурини – Фигаро, то было «от чего с ума сойти», как написал критик «Санкт-Петербургских ведомостей».

Полина и Луи Виардо прибыли в Петербург 14 октября 1843 года, а уже 22 октября певица обрушила на петербургскую публику каскад колоратурных пассажей. Ее голос звучал свободно и дивно. Рукоплесканиям и вызовам не было конца. «Тут все рассуждения останавливаются, все похвалы становятся ненужными, – писали те же «Ведомости». – Мы играли в жмурки, теперь мы увидели свет...»

Среди восторженной публики находился и 25-летний Иван Тургенев. В воспоминаниях Авдотьи Панаевой можно прочитать следующее: